Время пролетело легко и приятно. Здание совершенной структуры. Доставляет удовольствие просто передвигаться по исключительно великолепным залам и кабинетам, стоять на инкрустированном мраморе и рассматривать лепной потолок — одним словом: наслаждаться верным соотношением целого и частей, которое передается настроению.
Вечером мы с госпожой фон Бусше посетили принца Отто, сына бывшего председателя правительства Филиппа фон Гессена и итальянской принцессы Мафальды, на вилле Палессина, располагающейся в огромном парке Villa Ada. Принц занимается христианской археологией, в особенности лангобардами, его брат Генрих — сценической живописью. Разговор о лангобардах, о состоянии итальянских музеев, о раскопках. Потом в маленькой, но отменной траттории.
Я еще попытался, насколько позволяла домашняя библиотека, выяснить кое-что о семье Боргезе, которая обязана своим княжеством папе с той же фамилией, Павлу V [780]. Как и большинство приобретенных мною обучением симпатий и антипатий мое мнение о непотизме тоже изменялось; оно нейтрализуется вопросом: что при этом получилось в итоге. Мусический человек может слишком легко увлечься идеями, которые уводят его от призвания; он нередко терпит из-за этого неудачу. Его существование зависит от богатства, которое, благодаря кому бы то ни было, превращается в культуру. Это для него важнее собственного богатства, даже насущного хлеба. Конечно, есть другие оценки, лучшие и в моральном смысле. В политеизме с этим справлялись легче; своих богов можно было выбирать. Великое достижение гуманизма состоит в том, что он снова поместил их рядом с единственным богом.
За город в Тарквинии, вместе со Штирляйн, госпожой фон Бусше, немецким врачом Хоппе и госпожой фон Фельтхайм, невесткой философа Фельтхайм-Острау, с которым я долго переписывался.
На поле захоронений. Оно было засеяно овсом, по которому теперь разбросаны массы кроваво-красного мака. Меж ними музейные навесы для защиты входов. Осмотром с воздуха только на этой территории было выявлено более двадцати пяти тысяч захоронений — в каждом покоится несколько, иногда довольно много умерших, располагавшихся ярусами. Крестьянам приходится пахать только на легких тракторах, иначе они провалятся.
Спуск в царство мертвых. «Гробница авгура». В центре ворота смерти, они же — ворота жизни. Стаи птиц, по виду, окраске и полету которых производится гадание. Преобладают землистые краски: охра, caput mortuum [781], жженая сиена; гораздо скуднее — красивая зелень и синь; поиск красного не дал результата.
«Гробница барона», названная так потому, что ее раскапывал Кестнер, сын Лотте [782]. Статные лошади, гнедые и вороные, свидетельствуют о превосходной породе. Дельфин как символ бессмертия. Над водой можно увидеть лишь нескольких, «племя» погружено в глубину. Популярным мотивом являются также утки и другие водоплавающие птицы. Вода, похоже, не имеет той сакраментальной субстанции, как у христиан, а считается скорее кладезем жизни, совершенно божественным: «Океан, властвуй над нами вечно». Мы выныриваем, как летучие рыбы, и, подобно им, возвращаемся обратно.
«Гробница быков», датированная 550 годом до Р.Х. Здесь превалируют эротические сцены. Одна из них педерастического свойства; она, кажется, сердит быка — он наскакивает на нее с опущенными рогами. На другой он мирно отдыхает и служит опорой женщине, бедра которой мужчина положил себе на плечи. Еще там изображена химера; она показалась мне моделью всех будущих вплоть до тех, которые служат опорами нашим письменным столам.
Tomba del Oreo [783], большое сооружение, которое возникло приблизительно на двести лет позже. Шрифтовые знаки. Здесь уже ощущается скорбь — в похищении Прозерпины, на которой надета корона из змей. Гонец Плутона приближается, трехголовый. Художник еще не умел рисовать анфас; поэтому он разворачивает голову в три профиля. Песчаник, с входным отверстием черных могил.
«Гробница леопардов», названная так по двум ее стражникам. Здесь было веселее. Здесь пируют на триклиниях [784]; играют музыканты, слуги подносят блюда. Могущественные мертвецы находятся в кругу своих.
Землистые краски сгущаются до густого красно-коричневого цвета, но я опять не увидел красного — ни красного крови, ни красного мака, к которому мы вернулись наверх и который приветствовал нас, точно сигнальный огонь.
Потом мы поехали еще в Музей города, где хранятся уже, к сожалению, сильно поблекшие фрески из гробниц. Целью нашего посещения были, прежде всего, крылатые кони, только в 1932 году раскопанные в Чивитавеккья. Этруски, как кельты или древнемексиканские племена, продолжают вести скрытую жизнь, и не только в своих гробницах и гротах, но и в народах, которые о них лишь едва помнили — в их снах, в их сказках, в их крови. Мы позабыли их наследие, но оно продолжает действовать в нас, как песня кормилицы, которая пела нам ее у колыбели.
Читать дальше