Григорий Резниченко - Выход в космос разрешаю

Уже после того, как не стало Павла Ивановича, Леонов прочитал одну из немногочисленных записей Беляева: «Судьба свела нас с Лешей в совместный полет на одном корабле. Лучшего напарника невозможно себе представить. И хотелось бы, чтобы он обо мне думал так же, как я думаю о нем…»

Никто не рождается летчиком, а равно и космонавтом. Никто не рождается физиком, трактористом, педагогом или токарем, биологом, шахтером, конструктором. Истина общеизвестная. Поэтому путь Павла Ивановича Беляева, поднявшегося к вершинам своего мастерства, своего совершенства и самовыражения, блеснувшего таинственно спрятанными способностями и совершившего поступок, требующий огромной силы воли, напряжения, физического и духовного, умения и выдержки, всегда вызывает живой интерес.

Для автора этой книги, как и для многих людей, знавших космонавта-10, Павел Иванович Беляев — образец человека, преданного своему делу и отдавшего ему все свои силы и способности.

— Космонавтами не рождаются, это, конечно, так, — сказал однажды в беседе Герман Титов. — А вот путь к звездам у каждого свой.

Был свой путь к звездам и у космонавта-10.

В космос Павла Беляева привела истребительная авиация. В тот далекий уже теперь 1943 год, когда его приняли в военное летное училище, Павел ничего не знал о первых полетах Григория Бахчиванджи на реактивном истребителе, ставших к тому времени реальностью, не ведал он и о том, что сам приобщится к реактивной технике и станет космонавтом, о том, что наступит время стремительного взлета научной и технической мысли, время перехода к качественно новому этапу развития техники, использованию невиданных источников энергии. Очень немногим казалось это в тот год реальным. Ведь шла напряженная, тяжелая война, в развалинах лежали на западе страны города и села, заводы и фабрики…

3-я Сарапульская авиационная школа, куда был зачислен Павел Беляев, считалась школой первоначального обучения. Короткое ее название в курсантском просторечии звучало так — «первоначалка».

Здесь в течение года будущие летчики знакомились с учебными самолетами По-2 и УТ-2, изучали основы летного дела, выходили в первые полеты — сначала с инструкторами, а затем и самостоятельно. Здесь, в «первоначалке», получил Павел летную закваску. Пусть По-2 — самолет не больно могучий, но все-таки крылья и мотор есть. С него в свое время начинали многие прославленные асы. Были они и в самой школе, когда в ней учился Беляев.

Неизгладимый след оставил в сердце Павла один из них — старший лейтенант А. Гарсков, командир их авиационной эскадрильи, настоящий летчик. Подвижный, энергичный, с налитыми свинцом мускулами, влюбленный в небо, мастер с большой буквы. Заслужить похвалу такого человека было лестно. И Павел тянулся к своему комэску, прислушивался к каждому его слову. А слово его — закон. Если комэск говорил Беляеву «плохо», это значило, что надо совершенствоваться, потому что не постиг еще того, без чего летчиком стать нельзя.

Павла комэск выпустил в самостоятельный полет в марте. С аэродрома еще не сошел снег, он лежал утрамбованным, скрипучим пластом. Было холодно, и курсанты, ожидая своей очереди, грелись в каптерке. Но при каждом взлете или посадке выскакивали посмотреть на «почерк» товарища, чтобы по лицу старшего лейтенанта увидеть оценку полета.

Прошел почти год. Павел возмужал, освоился в небе, «почувствовал», по выражению комэска, машину — словом, научился летать. И пусть пока его воле подчинялись только учебные По-2 и УТ-2, но были они самолетами — ступеньками к летному мастерству.

По окончании авиационной «первоначалки» в личном деле курсанта Беляева появилась первая коротенькая характеристика: «Туго давался элемент взлета. Но когда усвоил, то навсегда прочно и точно. На ошибки реагирует быстро, исправляет точно. Может быть рекомендован для дальнейшего обучения». Так, скупыми, несколько резкими, но точными словами, характеризовал своего подчиненного младший лейтенант Журавлев.

Личное дело офицера… Как и тысячи других, аккуратно подшитое в папке из дерматина, под соответствующим регистрационным номером. Пролистаешь его — и вроде бы все узнаешь о человеке: когда родился, где учился, где проходил службу, когда и куда переводился, как характеризуется командованием. В нем указаны точные даты, номера приказов, подшиты разные документы, выписки, справки. Но это все-таки лишь немые бумаги, трудно заставить их «говорить». И все же личное дело хоть и скупо, но рассказывает о живом человеке.