Эдуард Стрельцов - Вижу поле...

Начали мы совместную работу неплохо Дела в команде такими были плачевными, что не до наших самолюбий оказалось. Положение пришлось срочно выправлять. И пока выправляли, никаких между нами трений не существовало. Советовались, соглашались друг с другом.

И все-таки в тренерский состав «Торпедо» я не смог «вписаться» Чего я, возможно, недопонимал — не нашел устраивающую всех линию поведения.

К власти я не рвался — это могу сказать определенно. Но держаться подчеркнуто несамостоятельно как обычно и держатся вторые тренеры, я, наверное, не умел. И, по-моему, в нашем случае и не обязательно слишком уж поддерживать субординацию. Я не тот человек, который непременно хочет во все влезть и непременно настоять на своем влиянии. Но быть в полной зависимости от кого бы то ни было — тоже не по мне.

Мне хотелось быть полезным команде. А изображать из себя «дядьку», отвечающего за дисциплину молодых, как мне предлагалось, — не мое.

В общем, в тот раз тренерская моя деятельность сложилась неудачно, хотя в команде мне было работать интересно.

…Как мне хотелось пропустить эту главу. Но я рад теперь, что она есть — легче все-таки, когда о том, что мучило, тревожило, о чем неприятно было вспоминать, расскажешь откровенно…

Может быть, многим из нас просто не хватало терпения для настоящего интервью с ним — интервью не безучастно вялого, вроде бы и позабывшего подробности только что прошумевшей игры Стрельцова, а того именно Стрельцова, чьи шаги (не бег, не рывок, но шаги с домашней привычностью ориентировки) как бы неумолимо сомнамбулически вели к заминированным интригой участкам футбольного поля.

Медлительность на поле прощалась ему в большинстве случаев из-за доверия к непрерывности его игрового мышления.

В жизни, однако, медлительность его речи, нежелание формулировать или нежелание вслушаться в вопрос, ответ до обидного общий или же непрестижно легкомысленный расхолаживали, как правило, собеседника-журналиста, спешившего отделить Стрельцова в жизни от Стрельцова в игре. Это, в конце концов, и стало расхожим мнением о нем.

Мало кто из нас захотел поверить, что в жизни вне футбола он способен к столь же неожиданным, отмеченным природным — то есть самым естественным — артистизмом озарениям, какие знакомы тем, кто видел Стрельцова в игре. Возможно, лишь в обычной жизни паузы между такими озарениями дольше. Но обычная жизнь и регламентирована произвольнее, чем матчи.

Словом, мы напрасно спешили доформулировать за Стрельцова, зря приписывали ему умные, как нам казалось, мысли, которые вроде бы соответствовали стилю его игры.

«Неотредактированный» Стрельцов разрешает, пожалуй, домысел, никак не идущий в разрез с тем, что знают о нем люди, близко с ним общавшиеся, люди, с которыми он откровенен. Впрочем, Стрельцов бывал и по-прежнему бывает откровенен в разговорах и с малознакомыми ему людьми. Он неоднократно обжигался на этом. Но менять привычки не в его характере.

Словом, интервью с ним при всей вышеупомянутой откровенности Эдуарда в большинстве случаев очень уж «не его», поэтому я без особого интереса взял у корреспондента ТАСС Владимира Дворцова почему-то сохраненную им вырезку из ашхабадской молодежной газеты, где напечатана была беседа журналиста Ю. Еронина со Стрельцовым, игроком сборной команды ветеранов Москвы.

Дежурные вопросы, дежурные (вернее, добросовестные, но слишком уж обстоятельные для Стрельцова ответы, слишком грамматически приглаженные, словно играть он вышел не в бутсах, а, скажем, в галошах и с зонтом) ответы… Я представил себе журналиста, несомненно, знающего футбол и любящего Стрельцова, выделившего Стрельцова из прочих знаменитостей, но все же прибегнувшего к авторитету Стрельцова, чтобы высказать на газетной полосе побольше нужных, наболевших мыслей. И Стрельцова: приятно усталого после матча, улыбающегося навстречу волнам всеобщей доброжелательности, предвкушающего раскованность послематчевого общения, артистически взволнованного повышенным к себе вниманием, но и гасящего в себе эту взволнованность, не желая выделяться, задерживаться на первом плане, дабы не задеть, не обидеть товарищей, почему-либо недополучивших своих порций признания…

И вдруг ответ на вопрос о том, существуют ли в команде ветеранов проблемы: «Сложных проблем нет. Мы в свое время прошли через них».