Петр Люкимсон - Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

Среди тех вопросов, которые были заданы Башевису-Зингеру, был и вопрос о его отношении к Израилю и к его «оккупационной политике».

— Я люблю Израиль, много раз бывал там и могу заверить вас, что меньше всего израильтяне хотят воевать, — ответил Зингер. — Когда же речь заходит о так называемой «израильской агрессии», то я вспоминаю, как в годы моей жизни в Польше поляки постоянно советовали евреям «убираться в свою Палестину». Теперь же, когда евреи «убрались в Палестину» и создали там свое государство, им советуют убираться из Палестины. Когда же они осмеливаются защищаться от тех, кто желает их уничтожить, их обвиняют в агрессии. Так куда же, по-вашему, должны убраться евреи?!

Приглашения на подобные лекции или литературные чтения, которые сам писатель называл «словесными концертами», следовали одно за другим, причем обычно за каждую из них Зингер получал по 2000 долларов, а такие деньги, любил говорить он, на улице не валяются. При этом — и лекция в Вест-Пойнте была лишь одним из многих тому подтверждением — великий писатель с легкостью устанавливал контакт с любой аудиторией. Однако больше всего его, разумеется, привлекали встречи, устраиваемые в самых разных частях США в еврейских клубах или загородных гостиницах, в которых пожилые евреи любили пережидать летнюю жару. Оказавшись среди своих читателей, Зингер наслаждался и оказываемым ему вниманием, и возможностью поговорить на идише и вспомнить годы своей молодости. Большинство задаваемых ему вопросов повторялись от встречи к встрече, и потому у Зингера давно уже были заготовлены стандартные и вместе с тем тщательно отшлифованные ответы на них.

Не упускал он возможности и подшутить над устроителями таких лекций или теми, кто отвечал за их проведение. Так, перед одной из них молодой человек, которому было поручено сопровождать Башевиса-Зингера, высказал опасение, что пожилой писатель может растеряться перед незнакомой аудиторией, и спросил, существует ли у него вопрос, на который тому особенно нравится отвечать.

— Я задам вам этот вопрос, и таким образом мы выиграем время, — объяснил этот юноша.

— Спросите меня о том, в чем я вижу сходство своего творчества с творчеством Марка Шагала, — посоветовал ему Зингер.

Когда пришло время задавать вопросы, молодой человек поспешил подняться со своего места и спросил, существует ли некое глубинное сходство между книгами Зингера и полотнами Шагала?

— Это — самый идиотский вопрос, который мне доводилось слышать, — ответил писатель.

Среди тех почестей, которые Америка воздала Башевису-Зингеру за присуждение ему Нобелевской премии, была и специальная медаль муниципалитета Нью-Йорка, а также появление в Майами-Бич улицы, носящей его имя.

Участились в эти годы и поездки писателя в Европу и в страны Латинской Америки, куда он также выезжал на лекции или литературные вечера, устраиваемые в его честь.

Одновременно по Америке волнами расходились слухи о его победах над женщинами, и в 1985 году журнал «Мак-Кулс» включил его в десятку самых сексуальных мужчин Америки.

И все это время, вплоть до конца 80-х годов, когда болезни начали сжимать вокруг него смертельное кольцо, Башевис-Зингер продолжал писать в своем обычном, поистине титаническом режиме.

Один за другим на страницах все того же «Форвертса» и ряда американских журналов появлялись его новые рассказы, сказки и истории для детей, очередные главы его последнего романа «Мешуга», завершающей автобиографическую трилогию повести «Заблудившийся в Америке» и другие произведения.

В театрах Европы и в израильской «Габиме» с огромным успехом шла его пьеса «Тойбеле и ее демон»; в свет выходили все новые и новые сборники рассказов, в которые наряду с хорошо знакомыми и любимыми читателями всенепременно включались и новые произведения.

Главный режиссер израильского театра «Идишпиль» Шмуэль Ацмон вспоминает, как в середине 80-х, когда он с театром впервые приехал на гастроли в Америку, то немедленно позвонил Зингеру и пригласил его на спектакль.

— А что за спектакль? — поинтересовался Зингер.

— Пьеса по произведениям Шолом-Алейхема, — ответил Ацмон.

— К сожалению, я не смогу прийти, — ответил Зингер. — Понимаете, у меня осталось не так уж много времени, а мне нужно очень многое успеть. Думаю, Шолом-Алейхем меня простит, но вот Тот, Кто ждет, чтобы я сделал всю порученную Им мне работу, может и рассердиться…

В эти годы в рассказах Башевиса-Зингера, наряду с традиционными мистическими мотивами и историями из жизни польского местечка, появляются и навеянные жизнью в Майами рассказы о жизни стареющих еврейских эмигрантов — ровесниках самого писателя: «Гостиница», «Сэм Палка и Давид Вишковер» и др. Подлинным шедевром этого периода стал рассказ «Последняя любовь» — о встретившихся на закате дней Гарри Бендинере и Этель Брокелес. Этель испугалась пришедшего к ней неожиданно чувства, так и не решилась изменить покойному мужу и покончила в итоге жизнь самоубийством. И, тем не менее, так же как и в рассказе «Гостиница», Зингер утверждает в «Последней любви» мысль о том, что жизнь не кончается до последнего вздоха и сам трагический конец Этель Брокелес подсказывает 82-летнему Бендинеру новый стимул для продолжения жизни: