Петр Люкимсон - Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

Но если два профессора-еврея сделали это, так как давно уже оторвались от своих национальных корней и не имели никакого представления об иудаизме, то Башевис-Зингер, разумеется, не мог не знать о том, что разрешено и что запрещено еврею в субботу. И, несмотря на это, спокойно сел в «вольво» и отправился на ней вместе с сыном в синагогу — так Зингер еще раз продемонстрировал себе и всему еврейскому миру, что он не собирается исполнять «внешние», как он их называл, предписания иудаизма.

В синагоге всех лауреатов, само собой, ждал восторженный прием со стороны ее прихожан — гостей пригласили подняться к чтению Торы, и каждый раз, когда один лауреат Нобелевской премии сменял у священного свитка другого, синагога взрывалась аплодисментами. Зингера как коэна, потомка первосвященника Аарона, вызвали к Торе первым.

Вечером того же дня Башевис-Зингер был приглашен на банкет, устроенный в его честь лидерами еврейской общины. Оказавшись в кругу евреев, говоривших на идиш, писатель оживился, весь вечер пребывал в приподнятом настроении, много шутил и произносил тост за тостом. Большинство его спичей было посвящено прославлению идиша.

— Мне доводилось слышать, что английский считается самым богатым языком в мире, — сказал Зингер. — Но как измерить богатство того или иного языка? Если оно измеряется числом синонимов, соответствующих одному слову, то идиш — особенно, по словам, касающимся определенной сферы человеческой жизни, куда богаче. Скажем, сколько синонимов есть в английском языке у слова «нищий»? Ну, три, ну, пусть четыре… А на идиш в силу обстоятельств нашей жизни у этого слова есть десятки синонимов…

И под общий хохот собравшихся Зингер начал буквально сыпать идишскими словами, обозначающими бедность и нищету — их набралось больше двух десятков.

— Я уже не говорю о тех, словах, которые обозначают бедняка в своем переносном смысле, — продолжил Зингер. — Скажем, когда мы называем человека Ротшильдом, мы отнюдь не имеем в виду, что он — банкир. А сколько у нас есть пословиц и поговорок про бедность?! Да по их количеству с нами опять не сравнится ни один народ! Но пойдем дальше. Как по-английски сказать «сумасшедший»? Опять мы имеем ряд всего из трех-четырех слов. Добавим к ним медицинские термины — и получим пять-шесть. А на нашем идише… — и Зингер снова выстрелил в собравшихся целым букетом слов.

— Так что, — закончил Зингер, как вы видите, когда речь заходит о бедности и безумии, наш еврейский язык оказывается и в самом деле самым богатым в мире! И потому нет ничего страшного, что в нем нет таких слов, как «автобус» или «метро». Ведь ни один язык в мире не сравнится с ним по богатству и выразительности, когда нужно рассказать о тончайших оттенках человеческих чувств! Кстати, а знаете ли вы, как произносят слово «сумасшедший» почти все американцы? Очень просто: ме-шу-га!

Ну, а затем настало воскресенье — день вручения Нобелевской премии. Утром в номер Зингера пришла Рут Якоби, чтобы напомнить ему, что он должен педантично следовать всем правилам церемонии и ни на «йоту» от них не уклоняться.

Но одно это требование вывело Башевиса-Зингера из себя — он заявил, что никогда в жизни не следовал каким-либо правилам, не подчинялся чьим-либо указаниям и тем более не собирается это делать ради какой-то паршивой Нобелевской премии. Лишь когда Рут разрыдалась и сказала, что если ее «подопечный» во время церемонии ошибется, то ее уволят из МИДа, Зингер сменил гнев на милость и согласился вместе с молодой женщиной изучить распорядок церемонии, а затем отправился вместе с ней на ее генеральную репетицию в главный концертный зал Стокгольма.

Когда он вернулся с репетиции, времени на отдых не оставалось — церемония вручения Нобелевской премии начиналась ровно в 16.30.

К этому времени главный концертный зал Стокгольма уже был полон народу. Над сценой зала нависал огромный герб Швеции, под которым отсвечивали золотые цифры «1978». Среди одетых во фраки мужчин и щеголявших в вечерних туалетах дам особенно выделились шведские генералы, никогда не участвовавшие в сражениях, но, тем не менее, почему-то обвешанные с ног до головы всевозможными медалями и орденами. Большинство из присутствующих откровенно скучало — все они уже не раз были свидетелями церемонии вручения Нобелевской премии, знали, что она расписана до мелочей, и явились сюда скорее по обязанности, чем из любопытства.

Наконец, герольды протрубили в серебряные трубы, и король с королевой, а вслед за ними и другие члены королевской семьи стали подниматься на сцену, а за ними медленно, степенно двинулись и лауреаты Нобелевской премии этого года. Башевис-Зингер шел последним, и на его лице застыло какое-то странное, отсутствующее выражение — казалось, он обдумывает свой новый рассказ и все происходящее вокруг его совершенно не касается. Когда все участники церемонии оказались на сцене, председатель Нобелевского фонда профессор Сон Бернжистром объявил церемонию открытой и пригласил членов Нобелевского комитета огласить достижения лауреатов, за которые они были удостоены столь высокой награды.