Анатолий Премилов: Нас не брали в плен. Исповедь политрука

В середине мая дивизия была полностью укомплектована призванными из запаса на летние сборы красноармейцами. В то время служба в армии проводилась по системе летних вызовов на сборы и продолжалась в течение нескольких лет, после чего отслужившие свой срок увольнялись в запас. Сейчас дивизия готовилась к выезду в Гороховецкие лагеря. Вот в этих условиях мне и пришлось начать свою службу в должности помощника командира роты связи по политической части, «помполита», — в практике их называли политруками. В работе мне пришлось трудно: никто не помогал, не учил, как и с чего начинать работу, как изучать личный состав и предупреждать возможные происшествия. Времени на то, чтобы присмотреться к работе других, не было, сразу навалились заботы: изучение личного состава, обеспечение политической подготовки и крепкого политико-морального состояния личного состава, проведение политзанятий, политинформаций, бесед, обучение чтению и письму.

Наш батальон размещался в казармах бывшего кадетского корпуса недалеко от вокзала. Прибывшие на сборы «переменники» (как их называли тогда) после мытья в бане получали красноармейское обмундирование — уже ношеное, но чистое. Комиссар батальона приказал подготовить полные данные о личном составе роты (в ней было почти 200 человек) и одновременно предупредил меня об одном красноармейце, что он обязательно напьется. Роту строем привели в баню в центре города; мы ходили туда, будучи студентами. Призывник бросил мне ехидно: «Все равно напьюсь, не углядите». Из раздевалки он ушел трезвым, а из бани навеселе. Идти в строю он не мог, и я сопровождал своего «подшефного» через весь город, до самых казарм...

До отъезда в лагеря надо было ознакомиться с каждым бойцом: кто откуда, кем работал, какова грамотность, — и доложить об этом комиссару. А времени было мало, начались занятия. Я с трудом находил время для бесед, стараясь никого не отрывать от боевой подготовки. Моим докладом комиссар остался доволен, но советов в работе не давал никаких — он и сам был выдвиженцем из состава работников политотдела.

Дивизией командовал участник Гражданской войны, дважды награжденный орденом Красного Знамени Клыков, но он был больным человеком, и всю работу по обучению частей дивизии вел Михаил Семенович Хозин. Еще молодой — моложе командиров полков дивизии, он был очень требовательным к подчиненным, не прощал малейших недостатков и промахов. Каждый его обход частей в то время кончался грозным приказом с взысканиями. Командиры полков были ростом под стать Хозину — рослые, крепкие и требовательные. Командиром батальона связи был Кожетев, тоже высокий, худощавый, с суровым взглядом человек. [3] После Великой Отечественной войны Кожетев стал начальником узла связи Генштаба Советской Армии в звании генерал-лейтенанта. (Прим. автора.) Начальником штаба был Рыбин — человек очень деятельный и работящий. В 1939 году я его встретил уже в Хабаровске, в штабе 2-й Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии под командованием Конева.

Нашей ротой командовал Овсяников, а из командиров взводов я помню одногодичника Андреева: старательного, трудолюбивого командира. Старшиной в роте был Егоров, участник Гражданской войны и самый старший по возрасту среди нас. Заботливый, внимательный, везде поспевающий старшина очень хорошо помогал мне в работе.

Особое внимание тогда уделялось выработке физической выносливости личного состава — говорили, что это делается «по японской системе». Частые марши с полной выкладкой, последние пять километров — бросок в противогазе, а потом стрельба. Это было очень тяжело. Так нас тренировал командир стрелковой роты: молодых неопытных помполитов рот собрали на несколько дней, и он водил нас через песчаные перелески в жару, без отдыха. Втянуться в такую суровую жизнь стоило всем больших усилий: мы тяжело переносили эти марши и броски, выматывались так, что, почистив винтовку, едва ноги таскали. Только сознание, что мы политработники, заставляло нас преодолевать эту тяжелую физическую нагрузку. После таких маршей обмундирование пропитывалось солью. Нас тренировали на брусьях, турнике, на преодолении стенки, заставляли ходить «гусиным шагом» (для подготовки к парадам). Физически я не мог выполнять все нормативы подготовки, стрелял плохо. Через вспотевшие стекла противогаза при пониженном зрении я и мишени-то толком не видел! После такой «выучки» я вернулся в роту и с головой ушел в работу. С подъема и до отбоя я был в роте, а после — подготовка к политинформациям, политзанятиям. Засыпал я как убитый, а утром вставал до подъема.