Елизавета Глинка - «Я всегда на стороне слабого». Дневники, беседы

С фонтанами мы справились довольно технично. Правда, я вышла из эпической схватки не без личных потерь. Когда центром истории становится человек масштаба Лизы, ребята «пониже и пожиже» с удивительной легкостью обнаруживают свою суть: превращения порой происходят такие, что легче поверить в реальность истории Грегора Замзы.

Об этом и всяком другом я размышляла декабрьской ночью 2014 года, лежа без сна в купе поезда, шедшего из Москвы на Донбасс. В метре от меня с закрытыми глазами лежала Лиза. Я вдруг с удивлением поняла, что отлично чувствую, что она не спит, как если бы речь шла обо мне самой. Я ощутила острый приступ тоски, словно со стороны увидев нас двоих в утлой коробке вагона, продвигавшегося сквозь метель к станции, где обрывались взорванные военными рельсы. Я не знала, куда мы едем и вернемся ли, но точно знала, что этот декабрь разделил на две части жизни каждой из нас. Лиза все больше увязала в войне, сильнее которой ненавидела разве что смерть. И это «увязание» ничем хорошим кончиться не могло. Я в свою очередь поняла, что отныне всегда буду стоять на стороне Лизы, если понадобится, то против всего мира, что бы это ни значило и чего бы это ни стоило.

В темноте я нашла ее руку и, ощутив ласковое пожатие, заснула.

Прежде чем закончить эту историю, я хотела бы сделать небольшое признание. Я не знаю, правильно ли поступаю, собираясь рассказать нечто очень личное, но все же думаю, что, предлагая читателям взглянуть на некоторые явления этого мира моими глазами, уместно объяснить, как устроены эти глаза.

Есть такая порода людей, которым все время холодно. Причина этого холода не физиологическая. Это невосполнимый недостаток любви. Часто такие люди пережили в детстве или ранней юности тяжелые травмы: сиротство, потерю родителей, отвергнутость обоими или одним из них. Если переживший подобное ребенок наделен чувствительной душой и воображением, последствия становятся фатальными — ни возраст, ни жизненный успех, ни деньги не сделают его счастливым обитателем мира взрослых. Для защиты от действительности такие люди мастерят сложные блистающие конструкции и могут быть весьма привлекательными, но если вы подойдете близко, вас, скорее всего, оттолкнут. Таких людей трудно любить: что бы вы ни сделали, от вас будут требовать еще больше, добиваться самоотречения и жертвы, эти требования будут казаться вам вздорными и жестокими, потому что вы не будете понимать их причин.

Драма отверженных детей в том, что они точно знают, что им нужно, но нужно им то, чего нет. Брошенные мальчики и девочки унимают вечно преследующий их холод кто чем может: так, мальчик Трумен Капоте из Нью-Орлеана до последнего дня возил с собой детское лоскутное одеяло, которое сшила ему крестная. Мне повезло: одним летним вечером я спустилась в подвал на Пятницкой и встретила Лизу, единственного человека в мире, возле которого мне было не холодно.

Сейчас, когда Лизы с нами нет, спорят о том, нужно причислить ее к лику святых или же такие намерения нонсенс. Была Лиза такой, как другие, или же обладала некими особыми, сверхчеловеческими качествами, которые резко выделяли ее из общего ряда. Оставив вопрос канонизации на усмотрение Церкви, могу сказать, что Лиза безусловно обладала огромным и очень редким даром, а возможно, гениальностью. С моей точки зрения, эта гениальность самой высшей пробы — способность безгранично любить, отдавать, сострадать, чувствовать чужое горе, боль, хотеть и уметь вылечить, утешить, согреть. Я была одной из многих, кого Лиза согрела и кого оставила стоять на ветру в мире, где ее больше нет.

…Я надеваю шубу, теплый шарф и перчатки и медленно иду по зимнему Замоскворечью в сторону улицы Пятницкой, номер 17/4; я вдыхаю ледяной воздух и смотрю на белое, словно фарфор, в голубоватых просветах небо. Я обращаюсь ко всем этим материям с дурацкой просьбой — дать мне какую-нибудь, самую крохотную возможность почувствовать Лизу, ощутить, что она все еще здесь есть… Мне навстречу бежит девочка с маленькой собакой. Девочка смеется, и я сквозь слезы улыбаюсь в ответ. Красное, морозное солнце садится за красную колокольню. Я покупаю кофе в пекарне, где всегда покупала его по дороге к Лизе, выхожу на улицу и смотрю на закат. Мир, подернутый влагой, слегка расплывается и становится холоднее. Небо темнеет. Церкви начинают звонить. Я допиваю кофе и в одиночестве отправляюсь домой.