Я постоянно думаю о том, можно ли было тогда остановить Лизу, уговорить не ездить в Донецк за детьми, придумать какие-то железобетонные аргументы, чтобы она перестала вязаться с государством, которое очевидным образом ее использовало. Увы, я отлично знаю ответ. Остановить ее было невозможно. Она говорила: «Я не понимаю, как вообще можно находиться ЗДЕСЬ, когда ТАМ раненые и больные дети остаются без помощи?!» Это трудно объяснить людям, которые Лизу не знали, но в приведенной реплике каждое слово имело буквальный смысл. Ей действительно было необходимо любыми путями оказаться там, словно она была солдат, получивший приказ, подлежавший немедленному, беспрекословному исполнению.
Она была не солдат, а целый генерал, когда дело касалось логистики: четко и профессионально выстраивала эвакуационную цепочку Донбасс — Москва, задействуя все три стороны конфликта: Россию, Украину и ДНР, требуя коридора и прекращения огня. Уважение к ней военных — не только российских — было так велико, что на время, пока дети ехали, стрельба прекращалась. В придуманной Лизой цепочке было только одно слабое звено: автобус с детьми должен был преодолеть несколько десятков километров степи, которую фактически не контролировала ни одна из сторон и которая простреливалась. Лиза с детьми и их родителями проделывала этот путь десятки раз. Однажды я была с ними в автобусе. Сначала мы двигались в абсолютной тишине: все были предупреждены, что это самый опасный участок дороги, и напряженно молчали. Время от времени нас тормозили обвешанные оружием люди в форме без опознавательных знаков на блокпостах. Лиза просила их не входить в автобус, чтобы не пугать детей. К концу пути, когда мы уже приближались к железнодорожной станции, в автобусе раздались тихие голоса — дети запели. И если на земле бывает ангельское пение, то настоящим я свидетельствую, что слышала его.
Ноябрь и часть декабря 2014 года я провела, путешествуя по Африке, почти не читая новостей. На первую заметку о Докторе Лизе я наткнулась, прокручивая ленту по дороге в Москву, в аэропорту города-героя Момбасы. Это было какое-то издание либерального толка. Речь шла о том, что Елизавета Глинка за свои услуги государству в качестве официальной «святой», а на самом деле ширмы, прикрывающей устроенную Кремлем резню в Донбассе, получит здание одной из московских больниц. Я очень удивилась, а потом открыла Фейсбук. Оказалось, что попавшаяся мне на глаза заметка — самая безобидная часть кампании травли, объектом которой оказалась моя подруга. Словно дождь из жаб, на мою бедную голову сыпались слова: коллаборационистка, сука, путинская святая, путинская подстилка, лгунья, подделала дипломы, воровка, крадет детей, присваивает деньги жертвователей, пиарится на крови и т. д. Мне хотелось захлопнуть ноутбук и помыться, но я не могла заставить себя встать и продолжала чтение. Какой-то инстинкт побуждал читать очень внимательно и запоминать каждое слово. Под спудом обиды, возмущения чудовищной ложью и несправедливостью, желания немедленно защитить Лизу, что-то всем доказать внутри меня крепла спокойная, свинцовая уверенность, что это мой момент истины, а потому не надо никуда бежать и ничего доказывать, надо оставаться на месте и спокойно читать, читать, читать. Потому что эта грязь и есть правда о мире.
Не сдержав порыва, я все-таки сделала несколько звонков и отправила пару мейлов «лидерам мнений» и либеральным публицистам, которые присоединились к кампании против Лизы, из тех, с кем была знакома. Я пыталась объяснить, насколько они неправы и как им будет стыдно… Слабость, простительная человеку, у которого только что перевернулся мир. Впрочем, у меня хватило ума и выдержки отложить коробочку с бисером и позвонить Лизе. Мы договорились, что она зайдет в гости. Я представляла, как мы будем пить коньяк, жечь камин, читать Фейсбук, как посмеемся над этими придурками и как она улыбнется и хриплым голосом скажет: «Мы с Соколовой сделаем всех!» Я была уверена, что потоки грязи Лизы не достигают, в экстремальных ситуациях моя подруга демонстрировала железную выдержку и всегда всех подбадривала. Я никогда не видела, чтобы Лиза плакала. Поэтому я ожидала чего угодно, только не того, что произошло.
Едва за ее водителем закрылась дверь и мы остались вдвоем, Лиза упала в кресло и зарыдала. Она плакала горько, как ребенок, и этот поток слез было невозможно унять. Но и видеть это было не в человеческих силах, и тогда я сделала то, чему Лиза меня научила в начале нашей дружбы, — я ее обняла и стала укачивать, как когда-то своего маленького сына. Мы просидели так, может быть, час, метод прямой теплоотдачи сработал, Лиза успокоилась, перестала плакать, а в моей голове тем временем появился план. Я разлила коньяк и объявила, что с сегодняшнего дня работаю ее пресс-секретарем и остаюсь им, пока последний фонтан не заткнется.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу