Руслан Хасбулатов - Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву

Кажется, я нашел такие слова, возможно, я вложил в и усталые тела и души хоть каплю живительной силы, — во всяком случае, мне этого хотелось…

На штурм войска не решились, не пошла и армия — лидеры ГКЧП все-таки остановились на краю пропасти — они не захотели запятнать себя невинной кровью. Я не считаю это их трусостью, нерешительностью. Скорее — это ответственный подход, вдруг проснувшийся именно на краю пропасти, куда мог увлечь их страх, если бы он охватил их, превратившись в панику. Конечно, они проигрывали. Но силу (армию) не использовали. Многое познается в беде, многое отмечает память о поведении людей. Многое. Всего не опишешь. Например, такой случай: кто-то из руководителей обороны — Кобец или Руцкой, не помню уже, — прислал группу военных, человек 8—10 мне на помощь. Но у меня был и свой штаб, да и людей, я считал, достаточно — главное, усилить президента. Поэтому предложил немедленно пройти к одному из главных помощников президента. Дальше излагаю то, что передал позже мне, лукаво посмеиваясь, офицер. Они вошли в кабинет, строго, по-военному, подошли к его хозяину, офицер только было открыл рот для доклада, как раздался вопль: «Это не я — я ни при чем, это все Ельцин и Хасбулатов!..» Этот «начальник» подумал, что пришли его арестовать. Я смеялся, но потом попросил, чтобы этот эпизод остался в тайне.

19 августа, помнится, где-то вечером, в одну из многочисленных на дню встреч с Ельциным, он вдруг спросил: «О семье позаботился? Я своих укрыл». Я даже растерялся. Ответил: «Да нет, не думал, жена и дети в Медведково, на севере Москвы

О том, что после моего выезда из Архангельского на дачу явилась группа захвата, я узнал только 22-го со слов племянницы и дочери. Оказалось, что после этого «визита гостей» они сразу же выехали на нашу городскую квартиру.

Поинтересовавшись семьей у помощников вечером 19-го, я узнал, что охрану семьи взяли на себя жители нашего дома вместе с моими студентами и преподавателями из Плехановского института. В общем, не знаю, как другие наши руководители, но в течение трех суток я не имел возможности поговорить с семьей — не было времени, да и не особенно был уверен, что из этой «каши» выберусь живым. Написал второпях только небольшое письмо и положил в сейф — уничтожил его 22-го. Сын, Омар, был тогда в Америке, он учился в университете Адама Смита, непрерывно звонил матери, все время «информировал» ее — в Америке все новости начинались с «русского фронта», и он о событиях в Москве, похоже, знал не меньше, чем моя семья и наши соседи.

В эти суровые дни, откровенно говоря, я думал лишь о своем долге как главы Российского парламента — ни о чем больше. Организовывал людей, подбадривал их, помогал ориентироваться. Я считал, что должен объединить Парламент и Президента в одну стойкую силу Сопротивления. Это сейчас у Президента достаточно и вооруженных, и специальных сил, и широкая социальная база, а тогда был только Парламент (скорее — четыре сотни депутатов), мною возглавляемый. Да, да, тот самый Российский парламент, который через два года оказался не нужен Правительству во главе с Гайдаром (в дни путча Гайдар был редактором газеты «Правда»), «мешал» президенту, выступал против «свободы» полдюжины проституирующих редакторов газет и т. д. А тогда… тогда Парламент был нужен всем — он ненавистен был только путчистам из ГКЧП. А сколько восторженных слов, телеграмм поступало в те дни со всех страх мира в адрес Верховного Совета России, в том числе от лидеров западного мира, прославляющих мужество и героизм наших депутатов, их стремление к свободе, — не счесть. Их послы в Москве добивались встречи со мной, чтобы выразить восхищение и поддержку своих лидеров — глав правительств, государств, парламентов…

Жалко, что мы слишком понадеялись сразу же после подавления путча на президента и его команду — потеряли напрасно невосполнимых полгода, поддались убаюкивающим настроениям нуворишей, не сформировали сильное, эффективное правительство, не заставили Горбачева изменить всю стратегию в проблематике Союзного договора — в период с 23 августа до Беловежских соглашений. Это тогда было вполне реально осуществить на базе моего проекта Конфедеративного договора (суть изложена в моей книге «Россия: пора перемен» (1991 г.). Да, Российский парламент и лично я допустили тогда крупные промахи, понадеявшись на двух президентов — Горбачева и Ельцина.

Ради истины надо сказать — мои возможности тогда были хотя и велики, но не в такой степени, чтобы действовать независимо от Ельцина: на Съезде народных депутатов меня не избрали Председателем Верховного Совета — тогда ультрарадикалы (Глеб Якунин, Лев Пономарев, Задонский, Шабад, Шейнис и др.) объединились с коммунистами Полозкова и группой Сергея Шахрая, выдвинув лозунг: «Кого угодно, только не Хасбулатова». Они пытались «протолкнуть» Сергея Бабурина, кстати, еще недавно — своего ярого противника. Против моего избрания мощно действовала вся президентская рать во главе с Бурбулисом, Шахраем, Полтораниным и др. Правда, президент, которому также «не нравилось» растущее значение парламента, мой высокий авторитет в народе и политических кругах страны, моя независимая позиция, тем не менее тогда еще не участвовал в этой кампании, направленной против меня. Но проблема состояла в том, что ельцинские сановники в тот период действовали зачастую вполне самостоятельно, даже в решении самых важных вопросов политики, исходя из своих личных интересов и предпочтений, навязывая их президенту либо ставя его перед совершившимися фактами. Так обстояло и на этот раз, при выборах Председателя Верховного Совета России, когда эта камарилья предприняла массированную атаку на меня, не спрашивая мнения Ельцина по этому вопросу.