Василий Катанян - Современницы о Маяковском

— Нет, вы не поэт, а вот Пушкин…

Тут Владимир Владимирович обозлился и обрушился на профессора всей мощью своего темперамента, юмора. Под хохот, под аплодисменты всей аудитории он перетащил на свою сторону не только молодежь, но и товарищей этого профессора — пожилых врачей.

Бедный профессор стал просто смешон. Он изъяснялся длинными периодами, старомодным стилем и притом — заикался. Ему стали кричать "довольно" и "замолчать" и прочее. А он все говорил. Владимир Владимирович одолел его блестяще, просто совсем изничтожил.

Досталось профессору и за взгляды, и по поводу заикания, и за очки, и за калоши. Не помню, к сожалению, острот Маяковского, но он был в большом ударе в этот вечер. Тогда Владимир Владимирович говорил:

— Пушкина ценят еще и за то, что он умер почти сто лет тому назад. У Пушкина тоже есть слабые места, которые сильно критиковались при жизни поэта его современниками. А теперь Пушкина окружает ореол гения, так как он лежит на пыльной полке классиков. И сам Маяковский через сто лет, может быть, тоже будет классиком.

К сожалению, не могу вспомнить два примера слабых стихов Пушкина, которые тут же были приведены Владимиром Владимировичем.

После этого профессор разъярился, вскочил и, сразу помолодев, произнес неожиданно очень хорошую речь в защиту Пушкина.

Он даже заикаться почти перестал.

Когда мы ехали с диспута на машине, я говорила Владимиру Владимировичу, что, мне кажется, он не совсем правильно говорил о Пушкине. Конечно, своим остроумием Владимир Владимирович совсем уничтожил старика. Но победил остротами, а не по существу. Этот бедный поруганный заика во многом прав. Владимир Владимирович слишком бесцеремонно обошелся с Пушкиным.

Владимир Владимирович задумался и сказал:

— Может быть, вы и правы, Норкочка. Я перегнул. Пушкин, конечно, гениален, раз он написал:

Я знаю: жребий мой измерен;

Но, чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днем увижусь я.

Я много бывала с Маяковским на его выступлениях в Сочи и помню, как он замечательно читал перед красноармейской аудиторией. Владимир Владимирович волновался и спрашивал меня, хорошо ли его слушали? Доходили ли до красноармейцев его произведения или нет и т. д.

Любил Маяковский читать молодежи, которая всегда очень горячо его встречала. В таких случаях и читал и спорил по окончании чтения Владимир Владимирович совсем по-другому, чем на диспутах. На диспутах он всегда был очень остер, блестящ, дерзок. Но все это мне казалось чуть-чуть показным. Он даже одевался умышленно небрежно для этих диспутов, как будто хотел выглядеть неряшливым, хотя в жизни был педантично аккуратен и в одежде и в квартире. Тут он специально небрежно завязывал галстук и ходил огромными шагами, больше обыкновенных.

Когда я сидела в зрительном зале и смотрела на него, я не узнавала Владимира Владимировича, такого простого и деликатного в жизни. Здесь он, казалось, надевал на себя маску, играл того Маяковского, каким его представляли себе посторонние.

И мне казалось, что цель его была не в желании донести свои произведения, а скорей — в финальной части диспута, когда он с такой легкостью и блеском уничтожал, осмеивал, крушил своих противников.

Тут Маяковский не задумывался о критике, не прислушивался к ней, а путем самого жестокого нападения на выступавших опровергал эту критику.

Владимир Владимирович не всегда отвечал по существу. Он острым своим глазом, увидя смешное в человеке, который выступал против него, убивал противника метким определением сразу, наповал. Обаяние Маяковского, его юмор и талант привлекали на его сторону всех, даже если Маяковский был неправ.

Совсем другим бывал Владимир Владимирович, когда выступал в товарищеской атмосфере перед рабочими или перед красноармейской аудиторией, когда читал молодежи — комсомольцам или студентам. Тут основным для него являлось — быть понятным, доходчивым, донести свои произведения до слушателя. Он никогда не оспаривал здесь критику, а терпеливо разъяснял все то, что было непонятного в его произведениях. Внимательно выслушивал замечания, записывал их и после выступления долго волновался и обсуждал эти замечания.

Много раз к нему обращались разные организации с просьбой приехать почитать его произведения. Маяковский никогда им не отказывал. Всегда очень охотно соглашался и никогда не подводил: не опаздывал и непременно приезжал, если давал слово.