Вадим Сопряков - Восток — дело тонкое - Исповедь разведчика

И третий вывод из этой японской истории — не все советские граждане одинаково восприняли арест нашего разведчика. Помнится, двое советских журналистов, в частности корреспондент газеты «Правда», отказались подписаться под общим обращением нашего журналистского корпуса к японским властям с протестом против ареста своего коллеги. Свой отказ они мотивировали тем, что боялись репрессий со стороны японских властей, — в это время решался вопрос о продлении им виз на пребывание в Японии. Видимо, каждому свое — кому тюрьма, а кому сладкая безбедная жизнь за границей.

Один из советников посольства, фамилию его за давностью события я забыл, также проявил свою дипломатическую «галантность». Когда он прибыл в тюрьму на разрешенную местным МИДом очередную встречу с Мачехиным, ему сообщили, что, дескать, приема нет. Поверив в эту выдумку, советник сразу же с облегчением удалился домой. Он не захотел обострять отношения с местными властями. Такая «дипломатия» отражалась на здоровье Мачехина, которому в то время как воздух нужна была моральная поддержка советского посольства.

Александра Мачехина тепло встретили в Центре. Он остался в разведке, продолжал плодотворно работать в Москве на пользу Родине. Как и я, побывал в Афганистане. И не был осужден, не был сослан в Сибирь, как пугали его японцы. Закончил адъюнктуру, защитил диссертацию на актуальную тему. Затем долго преподавал в академии, стал доцентом. С любовью воспитывал и обучал молодых разведчиков. Ему было чем поделиться с молодежью, передать им хотя бы частицу железной стойкости, которой обладает сам.

Выйдя на пенсию, полковник Мачехин занялся несколько иной работой — он полностью отдался творчеству. Подготовил и издал на память своим потомкам и всем, кто хочет быть достойным гражданином России, две очень полезные и умные книги.

Жизненный опыт Мачехина может оказаться полезным не только разведчику, но и любому гражданину, который, оказавшись в подобной ситуации, мог бы следовать его примеру. Он учит, что выстоять можно.

А каково было Лидии, жене Александра Мачехина? Она, как всегда, нервничая, ждала его дома в тот злополучный вечер. Такого никогда не было, чтобы Саша домой не пришел, — и тревога сжала ее сердце. Она металась в четырех стенах токийской квартиры. Ведь не поделишься с соседями своими тревогами о судьбе мужа. Они не знают, что Александр, кроме журналистики, занят и другой важной и рискованной деятельностью. Условным сигналом Лида сообщила в резидентуру о недобром. В терзаниях и всевозможных догадках прошла ночь и наступил день. Это, пожалуй, самое худшее в жизни жены разведчика, когда не знаешь, где муж, что произошло. В голову лезут самые страшные предположения.

Наконец японская сторона под давлением советского посольства сообщила об аресте советского гражданина во время встречи с американцем. Для Лиды это сообщение теперь внесло хоть ясность — муж в руках японских спецслужб. Ну а дальше пошли кошмарные дни ее мучений и переживаний. Стало известно, что делают с ним в тюрьме, что он объявил сухую голодовку. А Лида знала своего мужа: он все делал продуманно, обстоятельно и серьезно. Она верила, что он выдержит. Даже смерть не вынудит его сдаться. О своей уверенности она твердо заявила послу и резиденту.

Бедные наши жены, каких только переживаний не выпадает на их долю. Разведчику легче — он сам решает, как поступить, и, приняв решение, идет до конца. А каково жене! Ведь трудно готовить их к самому худшему. Но жизнь есть жизнь, и слава Богу, что наши жены нас хорошо понимают. А это значит, что наш тыл обеспечен.

Уж коли я начал свою книгу с рассказа о том, что приключилось с нашим разведчиком в Японии, то и продолжу свой рассказ о том, как я попал в эту удивительную страну — целую своеобразную восточную цивилизацию.

В Японию я приехал в начале 1975 года. Неожиданно меня вызвал к себе начальник отдела и сообщил, что решением руководства службы я направляюсь на работу за границу и мне необходимо срочно приступить к подготовке в эту командировку. Мои возражения, что я не знаю специфики этой страны и японского языка, на начальника не произвели никакого впечатления. Он заявил: решение принято и надо его выполнять. А у меня были надежды и планы два-три года поработать в Центре.

Служба есть служба. Я приступил к интенсивной подготовке. Со мной беседовали заместители начальника нашей «конторы» Старцев и Попов. Василий Иосифович (Дядя Вася) продолжал убеждать меня в том, что мое место «в поле», в боевой обстановке, а кабинетная работа от меня не уйдет. Спорить с ним я не мог. Его убежденность зажигала и меня. А вот Юрий Иванович Попов соглашался с главным моим доводом, что незнание японского языка будет отрицательно сказываться на моей деятельности. Тем не менее сказал: «Обстановку ты изучишь на месте, страну познаешь в ходе поездок по ней. Важно, что у тебя очень большие перспективы в работе с американцами. Там их очень много, и они чувствуют себя в Японии как у себя дома. Тебе и все карты в руки». Попов неоднократно повторял, что моя основная цель в Японии — работа против американцев. «Пусть тебя не смущает, — говорил он, — что ты по совместительству будешь заниматься и вопросами обеспечения безопасности работы нашего посольства, это временно, потом эти обязанности будет исполнять другой человек».