Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-1

Как-то, проходя по б. Воронцовской улице, на здании кинотеатра взор скользнул по афише, что здесь выступает прибывший из Пятигорска Терский казачий ансамбль. Это было забытое, ушедшее в прошлое зрелище. Канули в прошлое времена, когда, заигрывая с уцелевшими после голода 1933 г. казаками, секретарь крайкома Евдокимов до своего ареста и объявления «врагом народа» проводил конные пробеги по Кавказу, устраивая в Пятигорске красочные и живописные дни джигита. Музыка «наурской», лезгинки, кабардинки и др. местных танцев неслась отовсюду, сопровождаемая ритмичным похлопыванием. Да и сам Евдокимов всюду тогда появлялся в казачьей черкесске. Публика млела от удовольствия, вспоминая воинственные времена покорения Кавказа и пленения Шамиля. Теперь снова произошло неслыханное в истории России событие — немцы-враги водрузили свои штандарты на вершине Эльбруса.

Потеряв лишь за первый месяц войны 4 млн. пленными, поневоле пришлось думать и Сталину о восполнении армии новыми дивизиями и корпусами. Уже во время битвы за Москву, где особенно отличился командарм 20-й армии А.А. Власов (через полгода за окружение его 2-й ударной армии и сдачу в плен заклеймённый как «изменник и предатель родины»), Апанасенко с Дальнего Востока перебросил множество дивизий «пушечного мяса». Ставропольский (Орджоникидзевский ещё по названию) край донимал население «добровольно-принудительным» набором в «казачий корпус» Доватора. Возникали казачьи корпуса Белова, Плиева, Селиванова и др. Многие из «казаков» не всегда знали с какою бока подойти к ставшему редкому древнейшему домашнему животному — коню. Как иронически пели дети «конница Будённого давно пошла на колбасу»… Трактор повсюду заменил коня, его поголовье пало до рекордно низкого уровня, а в угоду Будённому формировались всё новые и новые конные соединения. Конница в походе была очень уязвима, легко «засекалась» с воздуха авиацией, во время проводившихся в тылах противника рейдов несла большие потери. Рядом с солдатом конь становился одной из страшных жертв новой войны моторов. Верный друг человека, гибнув массами в артиллерийских, авиационных налётах лишь своим ужасающим предсмертным, раздирающим слух ржанием мог обратиться к бросившему его человеку, моля выстрелом в ухо прекратить страдания.

Пока смотрел и слушал казачьи пляски и песни эти горестные мысли не давали покоя! Не скрою: на самый концерт казачьего ансамбля под руководством Ландоги я шёл с внутренним чувством, что во мне под впечатлением старинных казачьих песен, танцев пробудятся казачьи чувства, что они в то смутное время укрепят живший издавна во мне казачий дух.

Вспоминая затеянные Сталиным лицемерные игры вокруг казачества, я только наполнился жгучей скорбью по поводу гибели конского состава «лжеказачьих» частей в войну. Безжалостный к людям, воевавший по принципу «людей не жалеть!», уничтоживший на полях сражений 27 млн. человек, можно ли было ждать от него сострадания к коню, тем более к казачьему?! Сам Ландога дорого заплатил за воссоздание казачьего ансамбля: ему дали 10 лет лагерного срока. Но такой же срок дали за выступление в концертах любимцу ставропольской публики артисту оперетты К. Белоусову. Не слишком ли много за пение невинных некогда популярных романсов «Белой акации гроздья душистые»? Но у советских карательных органов никогда ни в чём не было чувства меры! Тот же срок получил и диктор радиостудии Яровский за передачу в оккупацию радиоизвестий немецкого оберкоммандо… Тот же срок получили и агрономы Крайзо за разработку плана посевной 1943 г., хоть и убирали урожай наши колхозы.

На бойком месте, у театра б. Меснянина действовал книжный киоск, где продавались книги. В их числе был карманный словарь немецко-русского языка, знаменитые «Протоколы сионских мудрецов», вышедшие в недрах министерства пропаганды Геббельса, книга воспоминаний Ивана Солоневича «Россия в концлагере» — давняя предшественница «Архипелага ГУЛАГ» А.И. Солженицына, повествовавшая о жизни заключённых на Беломорстрое. Обращала внимание и широко разошедшаяся в оккупацию книжка Альбрехта «В подвалах ГПУ». Автор немец-коммунист был наркомом лесной промышленности, затем угодил на Воркуту, перед войной освободился и поехал на Украину, где в первые месяцы войны попал из лап ГПУ в руки гестапо. В его одной из первых незаслуженно забытых книг на лагерную тему описывалась жизнь на строительстве шахт Воркуты, массовые расстрелы троцкистов, произведенные Кашкетиным, сообщались нормы питания заключённых, рисовалась картина расстрела во дворе Лубянки М.Н. Тухачевского и др. видных военноначальннков. Книжка Альбрехта, разошедшаяся на оккупированной территории большим тиражом, первая задолго до других авторов приподняла завесу над тайнами подвалов Лубянки, где томились «смертники» в ожидании расстрела в битком набитых расстрельных камерах. Ей, ей не помешало бы её переиздать и в наши дни в память того, что по существу она старая знакомая первая в России открыла в 1941–1942 г.г. глаза на ужасы застенков ГПУ. Немцы же первыми открыли для показа советские секретные тюрьмы в советских посольствах в Берлине и Париже, сделали предметом обозрения известковые ямы в тюрьмах Ставрополя и Пятигорска, куда бросались тела расстрелянных «врагов народа» в канун бегства чекистов из этих городов, захоронения убитых польских офицеров в Катыни, братские могилы на месте тира в Виннице, где в 1937 г. расстреляли тысячи украинских крестьян, свезенных со всей области, ужасный подвал в тюрьме г. Ростова на Дону, где в здании ГПУ на Садовой ул. д. 33 выстрелом в затылок приводились в исполнение приговоры «тройки» к высшей мере наказания, о которых потом скупо и лицемерно сообщалось родным и близким: «осуждён на 10 лет без права переписки». В те годы это была формула расстрела! А из расстрельного подвала, как и с Луны нечего было ждать писем!