Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-1

Наши клиенты (заказчики) удивлялись, когда видели рядом со знакомым подростком другого, но русского в военной форме. Мой напарник им что-то объяснял и мы ехали дальше, сопровождаемые недоуменными взглядами. Однажды мы привезли в очередной раз чистое бельё врачу-стоматологу. Пока мой напарник оформлял с врачом бумаги, ко мне подошла медсестра и в разговоре пожаловалась на своего врача и откровенно сказала, что ждёт прихода русских. До этого не раз приходилось слышать от немцев критику своего высшего руководства за развязывание и ведение войны, но чтобы ждали Красную Армию — впервые. Неизвестно, что случилось с этой медсестрой, когда пришла Красная Армия, но видел в Тильзите в конце 1947 года других «освобождённых» немок, просивших подаяние и вызывавших жалость и сочувствие своим видом.

Вскоре после приезда хозяин пригласил нас с Фёдором на чашку «настоящего кофе» и показал альбомы с фотографиями. Кроме семейных там было много фотографий разных лет, где он в форме штурмовика в группе стоит или сидит рядом с Гитлером, Герингом и другими руководителями третьего Рейха. А фотографий с местным партийным или городским руководством было великое множество. Он был активным членом НСДАП и гордился этим.

Не прошло и трёх недель, как у меня возник конфликт с хозяином. Не помню сути, но ретроспективно полагаю, что, с одной стороны, сказался «трудный возраст» — мне было чуть больше 13 лет, а с другой стороны, возможно, и партийно-расовый предрассудок хозяина. Несмотря на вечернее время, я тут же собрал свои вещи и документы, попрощался с Фомиными и трамваем приехал на вокзал. Первым же поездом выехал в Кенигсберг.

В Кенигсберге многочасовое ожидание поезда на Варшаву. Через воинский зал вокзала почти непрерывно идут моряки. Сразу видно кто в отпуск, а кто в часть. Отпускники с набитыми рюкзаками за спиной и с двумя огромными чемоданами в руках, какие позднее красноармейцы назовут «мечта оккупанта». Возвращающиеся в часть из отпуска или находящиеся в командировке, как правило, не перегружены.

Сижу голодный. Уезжая, даже не поужинал. Грустно и сосёт под ложечкой. На свободное место ко мне подсаживается унтер-офицер. Разговорились на смеси языков: немецкого, русского и польского. Рассказал ему, что кроме голого овощного супа с пункта питания ничего не ел, а что делать с гражданскими продовольственными карточками — не знаю. Он понял, потащил меня в ближайший к вокзалу магазин и отоварил все мои карточки до конца месяца. Вместе хорошо и плотно пообедали с пивком. Тепло попрощались, когда он помогал мне сесть в варшавский поезд. Полученных же продуктов мне хватило не только на дорогу, но ещё несколько дней мы сообща доедали их в палате.

Семья коменданта обрадовалась моему возвращению. Возобновились встречи с Карлом. Теперь мы с ним вей чаще стали делать вылазки за город. Ранняя весна. Оживает природа предгорий Карпат. Зелень, цветы. Мы оба загорели. И вдруг комендант мне говорит: «Николай, тебе надо учиться. Хочешь поехать в школу юных казаков во Францию?» Соглашаюсь незамедлительно. Попасть во Францию — моя мечта!

Вскоре получаю приказ на сборы, прощаясь, благодарю коменданта и его семью и вместе с оберефрейтором-немцем выезжаем в Варшаву. Там меня присоединяют к группе подростков человек в десять, которая в сопровождении немецкого фельдфебеля тут же выезжает в Берлин.

В каком-то пригороде Берлина остановились на сутки или двое в казармах местного гарнизона. Прошли санобработку и баню. Режим дня общий: подъём, отбой, питание в столовой. В остальном свободны, но без права выхода за пределы гарнизона, поскольку время выезда зависело от оперативности нашего сопровождающего с оформлением документов.

В гарнизоне проходили подготовку новобранцы разного возраста и степени готовности к военной службе. Юноши, прошедшие военную подготовку в школе, и люди старшего поколения, когда-то служившие в армии, выделялись на фоне неумелых действий впервые вставших в строй и взявших оружие в руки. Наблюдать со стороны за строевыми занятиями новобранцев было интересно, а иногда и смешно.

Два новобранца-пулеметчика. У одного ручной пулемёт, у другого карабин за спиной, в руках коробки с пулеметными лентами. Резкая команда унтер-офицера, оба падают на плац и быстро готовятся к бою. Заправлена пулеметная лента и по команде открывается огонь. Я вначале оторопел, а, сообразив в чём дело, рассмеялся. Уже два с половиной года так или иначе я был причастен к боевым действиям, неплохо разбирался в стрелковом оружии, достаточно метко стрелял, знал устройство холостых патронов советского производства, но до этого дня не обращал внимания на устройство немецких холостых винтовочных патронов. Первое впечатление: пулемётная лента снаряжена боевыми патронами, стрельба которыми на гарнизонном плаце — преступление. Но патроны-то холостые! Просто вместо обычных заострённых металлических пуль в гильзах закреплены тупорылые пустотелые деревянные пули, для легкого опознания покрашенные краской (цвет не помню). При стрельбе мелкие щепочки от них опадают рядом со стволом.