Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-3

Вот и обозы двинулись. Дожидаемся своей подводы, укладываем бочку, и весь эскадрон потихонечку, на ходу, по очереди прикладывается к резиновой трубочке.

Проходим мост, и вскоре становится ясно, почему титовцы так упорно не хотели пропустить нас через него. На шоссе стоят штук 30 тяжелых немецких грузовиков, с них частично выгружено много чего разного, главным образом, боеприпасов, а мы не дали им увезти все это добро в горы. В нашем полку только советское оружие, поэтому берем и грузим только ящики с ручными гранатами и панцерфаустами. Мне повезло особенно: в кузове одной машины я обнаружил даже не знаю, что, но, разорвав это на две половинки, я получил два приличных одеяла. Теперь, положив одну половинку на землю и укрывшись второй, сплю совершенно комфортно, хотя тут в горах, и довольно прохладно, в особенности тем, у которых нет шинели.

— Слушай, Михаил, — говорю я Олейнику, — а куда могли деться те титовцы, которых мы отогнали? Ведь только по этому ущелью, слева от дороги, они и ушли, а может, и не ушли. У нас, смотри, сколько панцерфаустов, все равно нам их не взять. Давай-ка, устроим массовую бомбежку.

И устроили. Был ли кто там или не был, нам неизвестно, но деревья так и взлетали на воздух. А потом в то же ущелье мы сбросили и пустую бочку.

В этот же день, к вечеру, по колонне пронеслось известие, что наши передовые разъезды встретили англичан. Рассказывали, что англичане на своих джипах были просто ошарашены, когда их бросились обнимать непонятные кавалеристы в мохнатых папахах да еще и с каким-то доселе невиданным ими оружием.

Какого же числа это было? Мне потом сказали, что 13 мая. Точно не знаю, возможно, и так.

А вот в том, что это был, пожалуй, последний бой второй мировой войны в Европе, я почти уверен.

На следующий день после нашего последнего боя мы увидели, наконец, живого англичанина. Он сидел на пригорке под большим деревом, положив на колени автомат какой-то невиданной нами до сих пор системы, а возле него громоздилась огромная гора оружия, в которой копошились казаки. Я тоже включился в этот процесс, бросил в кучу опостылевшую мосинскую трехлинейку, снял с пояса и швырнул туда же подсумки с советскими патронами, подобрал себе немецкий шмайссер, новенький, с не стершимся чернением, взял 12 магазинов к нему, нашел тяжелый бельгийский 12-зарядный пистолет Хай Пауэр с патронами и вернулся в эскадрон. Ручных гранат у нас и без этого было достаточно. Перевооружались и другие, в немалом количестве, казаки. Огневая мощь нашего эскадрона здорово возросла, только вот куда теперь стрелять? Некуда, так как на территории, контролируемой английскими войсками, титовцев не было, и англичане их появления допустить не могли. Немножко удивляло, что они позволяли нам так свободно обращаться с оружием. А может, и не позволяли, а просто рядовые солдаты на посту ничего не могли с нами поделать.

Все это происходило при непрекращающемся движении колонны. Через пару часов наш эскадрон свернул с дороги и начал размещаться на прилегающей к дороге полянке. Быстро поставили палатки, после чего сотник Сапрыкин построил эскадрон и сообщил нам основные новости, которые заключались в следующем: война закончена, Германия капитулировала, мы находимся в зоне английской оккупации, никакой опасности для нас со стороны советских и коммунистических титовских войск нет, хотя не все еще полки нашего 15-го казачьего кавалерийского корпуса вышли из опасной зоны, но через день-два все они будут здесь. Что будет с казаками дальше, пока неизвестно, но то, что англичане, вылавливая и собирая в лагеря военнопленных всех немцев, не трогают и даже не разоружают казаков, внушает некоторые надежды.

После команды «Разойдись!» я быстренько прошел немного в лес, нашел большой трухлявый пень, выпустил в него пару очередей из автомата и несколько пуль из пистолета. Все работало отлично, и я убедился, что мои обновки меня при случае не подведут. Впрочем, не я один этим забавлялся.

Началось наше житье-бытье у гордых британцев. Мы располагались поэскадронно и раза три переходили с места на место, как только наши кони съедали траву, хотя для нас, пластунов, это не было такой проблемой, как у конных полков.

Пропитание наше осуществлялось таким способом: едет по дороге английский джип, за ним 3–4 грузовика, джип останавливается, из него выходит офицер, смотрит на наш эскадронный табор, определяет на глазок количество едоков, после чего солдаты выгружают несколько ящиков с продовольствием и едут дальше. И никаких тебе накладных, всяких «сдал-принял».