Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-4

Я не помню, как мы спустили колесо с горы. Знаю, что сыр пошел на обогащение нашего рациона. Товарищество прежде всего!

Во втором походе я не принимал участия. В основном он был делом юнкеров 1-й и 2-й сотен. Предприятие наших товарищей не обошлось без приключений. Правда, они не прикатили с собой колеса сыра. Зато некоторые из них полакомились им в доме партизана. На плато они поднялись по той же тропе, что и мы, но, выйдя из него, пошли в другом направлении и вскоре набрели на село. Несколько юнкеров отделились от отряда и вошли в дом. Их встретили хозяева — муж и жена. При этом хозяин держал себя решительно недружелюбно. Юнкера столпились в комнате, вероятно, гостиной. В углу на столике стоял радиоприемник. Кому-то из непрошеных гостей пришла в голову мысль закусить, и он спросил хозяина — «есть fromaggio (сыр)?» «Сыра нет!» — резко ответил хозяин. На нет и суда нет!

Юнкера стали передвигаться по комнате, разглядывая ее обстановку и еще раз констатируя невероятную, по сравнению с нищетой колхозников, зажиточность итальянских крестьян. Один из них приблизился к столу с приемником, подумал, было, его включить, и в этот момент заметил за приемником коробочку. Протянул руку, открыл ее. В коробочке лежали аккуратно упакованные взрывные капсюли.

Юнкер подошел к хозяину, поднял коробочку к его носу и, многозначительно улыбаясь, спросил: «Так что? Нет fromaggio?» Хозяин оказался не из робкого десятка и не побоялся принять вызов: «Сыра нет!» Жена была умнее мужа, призвала его к порядку и принесла блюдо с сыром и нарезанными ломтями белого хлеба. Юнкера закусили, сказали «grazie», т. е. спасибо, вышли на улицу, не доставив упрямому хозяину никаких других неприятностей. Без дальнейших происшествий юнкера возвратились в Виллу Сантину.

Конечно, приведенные эпизоды недостаточно драматичны, чтобы войти в анналы истории. Тем не менее, они показательны в другом, очень существенном для понимания тогдашней психологической ситуации, смысле.

Хотя с осени 1944 года казакам довелось скрестить оружие с итальянскими партизанами и признать в них серьезного противника (в боях под Нимицем партизаны заставили казаков отступить), подлинными врагами казаки итальянцев не считали. Да и сама война не выливалась в те садистически жестокие формы, как это случалось в Белоруссии. Там, как мне рассказывали, партизаны ловили отставших от беженских обозов казачат, распластывали их на земле, сыпали порох на глаза и выжигали их. Разумеется, «гнев народа», «народная война». И при этом такое свое исконное «Бей свой своего, чтобы чужие духу боялись!» Уж не оттого ли садилась испокон веков на шею народа всякая сволочь?

Уже в ранних боях в Италии, опять-таки по рассказам участников, казаки нередко отпускали взятых в плен партизан (последние сами разделялись на симпатизирующих коммунистам «гарибальдийцев» и умеренных «бадольевцев»), а не передавали их немцам, где они могли быть подвергнуты жестоким допросам органами службы безопасности. Таким же взглядом на итальянцев, как на возможного противника, но не непримиримого врага, очевидно, руководствовались и дежурный вахмистр, отпустивший задержанного мною «беспаспортного бродягу», и те юнкера, которые не тронули хозяина дома, хотя обнаруженные ими взрывные капсюли недвусмысленно указывали на причастность хозяина к партизанам.

Да и сами итальянцы особой злобы в отношении к нам не питали. Итальянские мамы покупали по утрам, для зашедших в местную пекарню юнкеров, горячие, только что из печки, белые, хрустящие на зубах, булочки — раnіnі. На встречу Нового года несколько юнкеров, в числе их кубанцы Женя Химич и Максим Скворцов, были приглашены в один итальянский дом. На празднестве выяснилось различие двух культур в отношении к напитку, привязанность к которому, если верить летописцу, воспрепятствовала князю Владимиру принять вместе с Русью ислам. Итальянцы, пьющие вино ежедневно, но умеренно (бокал-два в день), были поражены способностью гостей поглощать его бутылками. Гости, впрочем, посуды не перебили, вели себя мирно, и в исключительно праздничном настроении вернулись в училище. Там их встретил «видевший на три аршина под землю» и трезвый, как стеклышко, полковник Медынский. Он поставил Женю Химича, как наиболее громкого и разудалого, на два часа под винтовку в зале с пулеметами.

Парады занимали важное место в жизни училища. Они отмечали значительные даты в истории Казачьего Стана. Маршировали мы в том же обширном дворе, в котором проходили утренние и вечерние поверки. Их было три. Первый был связан с награждением атамана Доманова Железным Крестом 1-й степени. Второй — с его производством в чин генерал-майора. Третий — с переездом генерала H.H. Краснова из Берлина в Казачий Стан.