Джеймс Калверт - Подо льдом к полюсу

Пока я спал, со станции «Альфа» пришел ответ:

«ОБСЕРВАЦИЙ НЕ ИМЕЛИ В ТЕЧЕНИЕ НЕСКОЛЬКИХ ДНЕЙ, ПОЭТОМУ ТОЧНОЕ МЕСТО СООБЩИТЬ НЕ МОЖЕМ. НАШЕ СЧИСЛИМОЕ МЕСТО: ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ СЕВЕРНАЯ И СТО ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ЗАПАДНАЯ. В РАЙОНЕ СТАНЦИИ МНОГО ПОЛЫНЕЙ. ЛУЧШАЯ НАХОДИТСЯ ВСЕГО В ПЯТИДЕСЯТИ МЕТРАХ ОТ НАШЕГО ГЛАВНОГО СТРОЕНИЯ».

Прочитав телеграмму, я передал ее сидевшему в кают-компании Дейву Бойду. Рассмеявшись, он спросил:

— Как же мы найдем место, о расположении которого не имеем никакого представления?

— Интересно, почему они не могли определиться? — заметил я. — По-видимому, все эти дни над станцией стояла сплошная облачность.

— Вероятно, так, — согласился Дейв. — Хорошо хоть, что около них есть полыньи. Неплохо было бы найти ту, что рядом со станцией. Мы бы всплыли в самом центре их полярного городка.

В среду 13 августа в девять тридцать утра мы наконец были готовы покинуть обретенную с таким трудом стоянку на поверхности океана вблизи Северного полюса. Это было утро четвертых суток нашего пребывания под паковыми льдами. Хотя мы все еще не чувствовали себя как дома, но нам было уже не так страшно.

Оказалось, что погрузиться значительно легче, чем всплыть. Опускаться можно было намного быстрее, чем подниматься. Когда «Скейт» начал погружаться, я взглянул на ледяные торосы и мысленно спросил себя, отважусь ли я еще раз всплыть в такой узкой полынье? Вскоре зеленовато-голубой и черный оттенки ледяных стен сменились лазурным цветом арктической воды. Мы вышли из объятий льда и снова легли на курс, ведущий к дрейфующей полярной станции «Альфа».

Пока мы шли к Северному полюсу, наш эхолот регистрировал большие глубины Северного Евразийского бассейна, которые колебались в среднем в пределах трех-четырех тысяч метров. Для получения представления о том, как «Скейт» выглядит в этом огромном бассейне, вообразите себе обыкновенную спичку, висящую на расстоянии пяти сантиметров от потолка в комнате высотой в три метра. Потолок — это лед, пол — дно океана, а малюсенькая спичка — наша лодка. Такая картина напоминает нам о том, насколько сам человек и то, что им создано, ничтожны по сравнению с огромными пространствами океанов Как только мы прошли полюс, эхолот начал фиксировать постепенное уменьшение глубин. Это говорило о том, что мы выходили из Евразийского бассейна и находились теперь над подножием подводного хребта Ломоносова. К моменту, когда «Скейт» всплыл во второй половине дня 12 августа, глубины достигли двух тысяч метров.

Теперь, когда мы возобновили движение к станции «Альфа», перья регистрирующего прибора эхолота начали вычерчивать контуры подводного горного хребта. На бумажной ленте шириной около шестидесяти сантиметров стали появляться остроконечные вершины и впадины.

По мере продвижения «Скейта» над хребтом мы получали все более четкое представление о находящейся под нами величественной горной цепи. Она была прекрасна и в то же время внушала благоговейный трепет. Наша лодка представляла собой ничтожную стальную скорлупку, движущуюся над этими гигантскими остроконечными горными вершинами.

Как был бы великолепен этот горный хребет на поверхности земли! Его длина более тысячи миль. Некоторые горы устремляются вверх от подножия на высоту до трех тысяч метров. По своим размерам и очертаниям гор этот хребет можно было бы сравнить с величественной горной цепью Анд в Южной Америке. Однако ледяные просторы Арктики и воды Северного Ледовитого океана скрывают от человека эту прелесть. Только благодаря умным приборам человек узнал о существовании этого хребта и получил представление о его очертаниях.

Если наша навигационная система действовала исправно и если штурманы «Альфы» не допустили грубых ошибок в счислении своего места, то утром в четверг мы находились от станции приблизительно в тридцати милях. Уменьшив скорость хода, мы начали поиски пригодной для всплытия полыньи. Лед в этом районе был менее плотным, чем у Северного полюса. В восемь тридцать «Скейт» уже маневрировал под довольно большим разводьем.

Мы находились теперь где-то посредине между Северным полюсом и Аляской — в другой половине земного шара. Это была та часть Арктики, которую Вильялмур Стефансон назвал «зоной относительной недоступности», потому что проникнуть в нее значительно труднее, чем к Северному полюсу. Насколько мне известно, этого района не достигало ни одно судно, даже дрейфующее во льдах.