Валерий Рюмин: Год вне Земли

На Земле немногие тогда себе представляли, возможно ли так долго быть вдвоем. Вот в рассказе американского писателя О. Генри «Справочник Гименея» есть такая просто трагическая фраза: «Если вы хотите поощрить ремесло человекоубийства, заприте на месяц двух человек в хижине восемнадцать на двадцать футов. Человеческая натура этого не выдержит». И написано это всего-навсего 70 лет назад. Всерьез такое обвинение человеческой натуре, естественно, принимать сейчас смешно. Однако длительное пребывание с глазу на глаз, даже с самым приятным тебе человеком, само по себе — испытание.

Кроме того, полет — это всегда риск, как ни проверена, ни испытана техника, никогда не знаешь, какой отказ ее ждет тебя в невесомости. И человек нашей профессии это всегда понимает и должен быть готов к любым неожиданностям. Но, с другой стороны, мы всегда помним, что нам доверяется огромное дело, завершать работу больших коллективов рабочих, инженеров, ученых. Мы, космонавты, являемся последним звеном в той цепи, которая начинается с замысла полета в умах проектантов и заканчивается написанием отчета уже после приземления и осмысливания всех деталей полета. И вот эта огромная ответственность за труд целых коллективов, она, с одной стороны, окрыляет, а с другой — давит на тебя тяжким грузом. Все эти мысли промелькнули у меня в голове, пока я ехал в космодромовском автобусе...

Но предстояла работа, и я постарался на ней сосредоточиться. Я еще раз воскресил в памяти первый полет, особенно его начальную фазу — участок выведения. Дело в том, что на этом участке от космонавта мало что зависит при нормальном ходе полета, так как работает автоматика. Но надо быть готовым ко всему, и поэтому еще и еще раз продумывались возможные аварийные случаи и связанные с этим последствия. Ведь дело было зимой, и в случае аварии ракеты мы бы садились в малолюдные просторы Сибири с ее снегом и морозами, известными всему миру. А это ведь малоприятное занятие.

За этими размышлениями время пробежало незаметно. Мы прибыли к зданию, где нам предстояло оставить свои земные одежды и облачиться в одежды космические. Медленно проходит процесс переодевания. Это и последние наземные проверки скафандра, в котором предстоит пройти участок выведения. Скафандр здесь нужен на случай разгерметизации спускаемого аппарата для защиты космонавта. Последние напутствия Главного конструктора и его заместителей. Это даже не напутствия, а просто пожелания удачи в столь длинную дорогу.

Опять в автобус — к стартовому столу. Снег прошел, и теперь заправленная и готовая к работе ракета хорошо видна. Выкуриваю последнюю сигарету. В полете курить нельзя, а до этого курил 28 лет. Предстоит период отвыкания от никотина. Нас сопровождает врач экипажа Роберт Дьяконов и помогает дойти до лифта. Оттуда еще раз оглядываем провожающих, так хорошо знакомых по многолетней работе, тех, кто сейчас будет обеспечивать нашу работу; заснеженную степь, хмурое зимнее небо. Хочется все вобрать в себя, запомнить, сохранить на весь полет.

И вот лифт несет нас вдоль ракеты к установленному вверху кораблю. Все земное уже позади, и, хотя до старта еще два часа, теперь надо думать только о работе. Время тянется мучительно долго. И хоть страшновато отрываться от Земли-матушки, всем сердцем стремишься скорее в полет. Ведь столько лет готовился к этой работе.

Наконец следует команда «Зажигание!», появляется гул, он все нарастает, вдруг толчок — это значит, ракета пошла. Прощай, Земля! Девять минут длится участок выведения, и минуты эти кажутся бесконечно длинными. Постепенно растут перегрузки, и вот наконец наступает невесомость. Это примерно как на самолете, когда он стремительно проваливается. Только здесь это длится не мгновения, а таково отныне постоянное ощущение. Радости оно вроде не должно доставлять, а мы вот рады — первый этап путешествия прошел удачно.

Правда, разбираться в своих чувствах здесь некогда, начинается уже твоя работа, а она регламентирована временем, и надо успевать поворачиваться. Первый день на орбите очень напряженный. Ведь надо успеть и проверить все системы корабля, и выполнить коррекцию орбиты для стыковки на следующий день со станцией, и хочется, хотя бы краем глаза, посмотреть на Землю с такой высоты. Обязательная часть программы заканчивается в этот день только через девять часов после выведения. После этого чувствую, как устал за этот день от волнений и новых впечатлений. Я уснул как убитый и проспал шесть часов.