— Были бы нам хромовые чоботы… А ты молодец, Сашко, я думал злякаешься, — добавил он украинское слово. — Тогда бы нам амба…
Только при этих словах Сашко вдруг осенило: да ведь Изотов спас их обоих, ему он обязан, что видит солнце, сидит на траве. Да, жизнь шахтерская!..
Через несколько дней Изотов и Степаненко пробили гезенк, сэкономив сутки. Обоим в нарядной вручили после смены хромовые сапоги и по черному плащу.
— Помнишь, Сашко, костюм у тебя сперли? — спросил Никита Алексеевич. — Я ж тебя тогда не обманывал: будет тебе белка, будет и костюм. Вот шахта и наградила доброй справой. Так это только начало!..
Так случилось, что сапоги надели в дорогу. Не забыл Алексей Максимович Горький разговор с «богатырем» Никитой Изотовым, пригласил его официально с несколькими ударниками на Первый всесоюзный съезд советских писателей. «Помню, как мы стояли перед Алексеем Максимовичем Горьким в этих сапогах, как он тиснул нам руки, как попросил садиться, — делился в своих воспоминаниях Степаненко. — Горький попросил рассказать о себе, о том, чем живет ныне Донбасс. Внимательно выслушал, одобрительно произнес:
— Слышал, слышал. Изотовские школы теперь по всему Советскому Союзу гремят…
Через день горловчане увидели писателя на трибуне писательского съезда.
— Мы — враги собственности, страшной и подлой богини буржуазного мира, враги зоологического индивидуализма, утверждаемого религией этой богини… — говорил Алексей Максимович.
Сразу после доклада председательствующий объявил:
— Слово предоставляется лучшему ударнику Советского Союза товарищу Изотову.
В зале раздались дружные аплодисменты. «Инженеры человеческих душ», по известному выражению Горького, бурно приветствовали заслуженного мастера угля, воспитателя молодых горняков.
— Я обращаюсь к вам с этим призывом от имени 140 тысяч донецких шахтеров, — звучал голос Изотова. — Нашего Донбасса не узнать. Там, где капиталисты выжимали из рабочих все соки, пресекая в корне всякие культурные запросы, расцветает сейчас новая светлая социалистическая жизнь. Мы строим свои парки, свои стадионы, свои дворцы. Мы перестраиваем весь наш уклад, весь наш быт, мы жадно стремимся к знаниям, к культуре, к социалистической книге.
Эту книгу, увлекательную, насыщенную духом великой стройки, понятную для каждого рабочего, советские писатели должны дать. Но всю свою энергию, все таланты и знания квалифицированные мастера искусства должны вложить не только в свои книги, но и в воспитание, обучение молодых кадров…
Когда возвращались в тряском вагоне скорого поезда домой, шахтерский поэт Павел Беспощадный открыл тетрадь, начал читать новое стихотворение:
Товарищ Денисенко! Эти строки —
Несу тебе, как сердце, напоказ,
Прими, Семеныч, как поклон глубокий, —
Душевный дар поэта-горняка,
Как хорошо писать о нашем кровном,
О нашем близком, радостном, родном,
И строки лягут на бумагу ровно…
И далее шло обращение к Денисенко, который, прожив шесть десятков лет, вновь пришел на шахту, потому что новым заводам нужен уголь.
Изотов сидел, опустив плечи, слушал с мягким и светлым выражением лица и глаз задушевные строки о своем наставнике и друге. Беспощадный закончил, и он спросил тихо:
— Как назвал?
— Доброволец труда.
— Спасибо тебе, Павел, от всего сердца, — Изотов гулко хлопнул себя по груди, расстегнул воротник гимнастерки.
— Здорово, елкина мать, — отозвался Артюхов, глядя в окно вагона на пробегающие березы.
Горловка заканчивала свое знаменитое переселение. Исчезли утопающие в грязи хибары, горняки отмечали новоселья в чистых просторных квартирах.
— Взявшись за благоустройство Горловки, мы не только не ослабили борьбу за уголь, но еще больше усилили ее. Это только узколобым оппортунистам и злопыхателям из обывательского болота казалось, что благоустройство, мостовые, тротуары, парки, цветы — все это не только не имеет отношения к борьбе за уголь, но даже мешает этой борьбе. Чепуха, — говорил на городском партийном активе Изотов, отложив в сторону листки с составленными для него тезисами выступления. Да и те, что писал сам, тоже всегда на собраниях откладывал, увлекаясь живыми примерами и забывая о листочках с общими фразами.
Ему долго аплодировали, а в перерыве сердечно поздравляли, говорили о его ораторском таланте, а он отмахивался, смущаясь, просил не подначивать, утверждал, что сами дела ярко за себя говорят, а что слова!..
Читать дальше