Александр Кабаков: Аксенов

Е.П.:Согласен. Хоть и лагерная, но элита.

А.К.:А какая тогда еще была элита? Вся элита была тогда лагерная! Сегодня она Полина Жемчужина, жена Молотова и крупнейший деятель женского движения, завтра — лагерница. Всё! Сегодня она Русланова, величайшая певица, награжденная по всем линиям и с заоблачной оплатой, да еще миллиардерша советская, коллекционер бриллиантов, а завтра и она на нарах. Вся элита была — что в Москве, что в Магадане — лагерная. Сегодня — здесь, завтра — там, в лагере. Или на том свете. Это и была элита. А Вася до шестнадцати лет рос в простой русской семье.

Е.П.:Согласен.

А.К.:И поэтому, как ни странно, Вася при всем его таком столичном блеске был до самых своих последних дней простой и народный, может быть, поэтому — народный писатель.

Е.П.:Вот интересно ты разводишь… Хотя есть примеры, как говорится, из практики, которые вполне укладываются даже и в эту твою теорию. Майя Афанасьевна Аксенова была как-то в Биаррице, а он жил один в этом самом гигантском сталинском доме на Котельнической набережной, который попал потом в «Москву Ква-Ква», и, когда я к нему пришел, простодушно рассказал мне, как сам стирает себе белье — трусы, майки, носки, рубашки, сам себе нехитрую еду готовит. И что ему это нравится ! Светка (естественно, моя жена, сообщаю это не тебе, а грядущему читателю), когда он как-то у нас был, угощала его вкусным рыбным пирогом, и он вдруг стал подробно ее расспрашивать, как такой пирог печь. Светка думала, что это он из вежливости интересуется. А потом выяснилось, что он и на самом деле — взял да испек себе такой пирог.

А.К.:Такие мелочи очень важны. Понимаешь, вот смотри: дети лагерной элиты, в дальнейшем — «прорабы перестройки». Это все одни и те же люди.

Е.П.:«Дети Арбата», что ли?

А.К.:Ну да. Почти все они были из советской аристократии. Ставить им это в вину или в заслугу очень глупо, но констатировать этот факт необходимо. Пора признать, что в большинстве своем они были детьми не просто «Ивана Денисовича», а той части коммунистической партноменклатуры, которая потерпела поражение во внутрипартийной, внутрисоветской борьбе, была социально уничтожена или уничтожена физически…

Е.П.:Совершенно верно, я об этом тоже думал.

А.К.:И вот маленький Вася оказывается в нищете, в бараке казанском, который мы с тобой видели. Нищая семья! Ботинок нет, жрать нечего, родители в лагере, далеко. А может, их и вообще уже нет.

Е.П.:Ну, все-таки это не совсем барак. Скорей, жуткая коммуналка. И все-таки он в семье живет, а не в детском доме.

А.К.:Это да.

Е.П.:И ему не сменили имя, фамилию, как это тоже весьма часто бывало тогда в подобных случаях.

А.К.:И это, кстати, его отличает от многих других. То есть я вот к чему веду: он не типичный, не очень типичный.

Е.П.:И когда говорят, что он — знамя шестидесятничества, то, может быть, оно и так, но только на первый взгляд.

А.К.:Судьба человеческая (это я все тащу в свою сторону) может и вовсе не определять писательскую судьбу. Возьмем для примера Юрия Валентиновича Трифонова, бесконечно любимого и почитаемого мною писателя. Вот у него папа начальник действительно был большой, уж побольше Павла Васильевича Аксенова. Председатель Военной коллегии Верховного суда, если не ошибаюсь. Один из создателей советской судебной системы, которая основывалась не на следовании закону, а на «революционном правосознании»…

Е.П.:Ни фига себе!

А.К.:В 1938-м Валентин Андреевич Трифонов расстрелян. Мать Юрия Валентиновича — в АЛЖИРе, Акмолинском лагере жен изменников Родине. А сам будущий писатель Трифонов, не сообщив о своем происхождении, после войны поступает в Литинститут. В институте начинается дикий скандал, когда выясняется, что он сын «врага народа».

Е.П.:Я даже не знал об этом.

А.К.:И вот коллизия, очень странная коллизия, разрешающаяся совершенно невероятным образом для тех, да и, пожалуй, для последующих лет. А именно: Трифонов остается в Литинституте, заканчивает его в 1949-м, в 1951-м получает Сталинскую премию за повесть «Студенты». А повесть-то о чем? А повесть о комсомольском собрании, исключающем студента за сокрытие анкетных данных. Есть тут хоть какая-нибудь логика или нет?

Е.П.:Не знаю. Вот взять хотя бы судьбу диссидента Юрия Гастева. Он был сыном Алексея Гастева, революционера, поэта, того самого знаменитого зачинателя НОТ, научной организации труда в СССР. Отца расстреляли в 1939-м, сына посадили в семнадцать лет за какую-то студенческую чепуху под названием «Братство нищих сибаритов». Всё, вся жизнь изломана.