Александр Кабаков - Аксенов

А.К.:Маму, естественно, уже арестовали к тому времени тоже.

Е.П.:Ее еще раньше Павла Васильевича арестовали. Васина еврейская бабушка окаменела, как соляной столп, а русская нянька, когда упирающееся «дитё» чекистка тащила в машину, вдруг по-звериному завыла — вот как звери воют, а не люди.

А.К.:Вася описал это в рассказе «Зеница ока».

Е.П.:«Зеница ока» — это проза. Ведь это же проза, ты понимаешь?

А.К.:«Зеница ока» — чистая хорошая проза. Прекрасная по качеству.

Е.П.:Чистая, хорошая, прекрасная — это понятно. Но мы ведь с тобой, извини за выражение, тоже писатели. Мы же с тобой понимаем: одно дело проза, белль летр , литература, писанная на бумаге. А другое дело, когда мужик мужику в поезде рассказывает о пережитом, о том, что с ним было.

А.К.:Идентификация достоверности — вещь спорная. А писательская, образная точность в «Зенице ока» стопроцентная. Когда под русский плач уводят внука испуганной еврейской бабушки, сына Евгении Семеновны (настоящее имя-отчество Евгения Соломоновна)… Это очень многое говорит о двойственности, тройственности, многомерности Васиной натуры.

Е.П.:Из Казани, из так называемого детприемника ребенка Василия уже перевезли в Кострому, когда дядя Андриан накатал это письмо, довольно агрессивное, надо сказать, где именовал племянника — и это в официальном документе! — Васильком! Василий Павлович выдвинул тогда предположение, что это письмо Андриан Васильевич писал под мухой. Что-то там еще было такое, что, дескать, клянусь воспитать сына врага народа настоящим советским человеком. Я об этом немного писал в предисловии к книжке «Логово льва»… Я Василия тогда спросил, а что с тряпичным львенком стало, вместе с которым его арестовали в пять лет. Он ответил, что заснул в слезах, прижимая львенка к сердцу, а утром обнаружил, что игрушку уже украли. Это в Казани. А костромской детдом он хвалил, говорил, что там к ним, «вражьим детям», ласково относились. И ты правильно говоришь об истоках многомерности его натуры: лихой дядя, сделавший практически невозможное, — вытащивший его из этого гулаговского приюта, скорбная бабушка, нянька. Тут дело в двух мощнейших ветвях: одна еврейская материнская, другая отцовская, не менее мощная рязанская, прямо из самой что ни на есть глубинки.

А.К.:С одной стороны — интеллигентная московская еврейская семья во главе с дедушкой-аптекарем, с другой — русские крестьяне, народ . Да?

Е.П.:Да.

А.К.:Но вот смотри, что интересно. Дальше эта двойственность проявляется самым странным образом. С одной стороны, он рожден в номенклатурной семье, с другой — в пять лет он вдруг уже не сиятельный отпрыск партийно-хозяйственного деятеля республиканского масштаба, а сын врага народа. Причем даже не из самых крупных врагов, не из тех, кого судят в Колонном зале в присутствии прессы и иностранцев. Это — рядовая посадка в провинции. Согласно чекистской разнарядке. Была, допустим, разнарядка взять за эту ночь тысячу человек, их и брали. Одна из типичных провинциальных посадок. Ну, может, чуть-чуть погромче это прозвучало в городе — все-таки Павел Васильевич Аксенов был местным начальником.

Е.П.:В Казани, извини, и Евгения Семеновна была известной персоной.

А.К.:Ну да. Они были в масштабах Татарстана люди заметные.

Е.П.:Главные люди в городе! Ведь он был председателем горсовета, по-нынешнему — мэром.

А.К.:Ничего такого особенного. Начальник, но не очень большой. Председатель горисполкома — все-таки не секретарь обкома.

Е.П.:Он карьеру в Казани довольно быстро сделал. 1928–1930 годы — секретарь Кировского райкома партии, с 1930 по 1935 годы — председатель Татарского областного совета профсоюзов, крупный профсоюзный босс. Потом — глава города.

А.К.:Но это, еще раз говорю, не те, от кого пытками добивались показаний, а потом устраивали шумные процессы, где они публично каялись. Он не из тех. Он из нормальных коммунистических функционеров, посаженных в рамках сплошных посадок коммунистических функционеров. Это отец. А сын, наш Василий Павлович, казалось бы — да, вот он, сын коммунистического начальника, сын коммунистических «врагов народа», не кулаков, которых в ГУЛАГе бессчетное множество, а сын внутрипартийных «врагов народа» сталинского времени… Казалось бы… А на самом деле, получается, судя по отцу и дяде, «из простых». И оставался «из простых» до шестнадцати лет, когда опять вернулся в элиту, приехав к матери в Магадан. Ведь там Евгению Семеновну окружала элита.