Может быть, он вспомнил тот ноябрьский день тридцать шестого года, когда их тогда еще батальон имени Домбровского, входивший в 11-ю интернациональную бригаду, чеканным шагом, под ликующие возгласы горожан, прошел по опаленным огнем улицам Мадрида и с Ходу атаковал марокканцев в Университетском городке.
Как клятву, произносили интербригадовцы обращение к жителям осажденного фашистскими войсками город: «Жители Мадрида, мы пришли сюда для того, чтобы помогать вам защищать вашу столицу с таким же воодушевлением, как если бы это была столица каждого из них. Ваша честь — это наша честь, ваша борьба — это Ниша борьба».
Потом батальон, выведенный из боя, был передан в состав 12-й интернациональной бригады, которой командовал легендарный генерал Пауль Лукач [11] Под этим именем в Испании сражался венгерский писатель Коммунист Мате Залка.
. С Лукачем они защищали Мадрид, сражались на реке Хараме, громили итальянцев под Гвадалахарой, пришли под Уэску.
Генерал погиб здесь, под Уэской, неделю назад — одиннадцатого июня. Казик, находившийся с пулеметным расчетом в засаде у моста, видел мчавшуюся по дорого автомашину, слышал залп фашистских батарей. Когда они подбежали к месту катастрофы, то увидели окровавленных Лукача и его спутников. Генерал умер, не приходя в сознание. На всем пути до Валенсии, куда везли тело Лукача, стояли в печали люди. Под колеса Мишины падали живые цветы…
Поляк никогда не играл по принуждению. Если те, кто приставил к его спине пистолет, полагают, что ониграет из-за страха, они ошибаются. Он играл потому, что хотел зажечь в сердцах этих погрязших в крови и преступлениях людей хотя бы искру человечности.
Величественные аккорды накатывались с эстрады в зал. Казик играл. Ему хотелось, чтобы обманутые фашистами люди вспомнили своих отцов и матерей, детей и жен, оставленных далеко от Пиренейского полуострова. Он словно спрашивал тех, кто притих сейчас за столиками ресторана: во имя чего вы воюете? Зачем разоряете древнюю прекрасную Испанию, зачем глумитесь над ее мужественным народом? Он говорил марокканцам: вернитесь к себе домой! Там, на своей родине, боритесь за свободу и независимость Марокко. За кого вы отдаете свои жизни? Зачем помогаете Франко и его приспешникам душить испанскую революцию?
Сделав переход, он заиграл «Траурный марш» Шопена. Видно, игра стоила ему больших усилий. Звуки фортепьяно, громкие и чистые вначале, постепенно стали затухать. В изнеможении Казик откинулся на спинку стула. Из забытья его вывел глухой шум в зале. На поляка сочувственно смотрели музыканты, до его прихода аккомпанировавшие певичке. И сама она глазами, полными сострадания, смотрела на пианиста.
Еле державшийся на ногах пьяный марокканец в темном бурнусе подошел к эстраде и протянул Казику стакан вина.
— Пей!
Майор ударом ноги выбил стакан из рук наемника. Скрючившись от боли, марокканец отлетел к заставленным бутылками столам. Раздался звон разбитого стекла.
Офицер грубо схватил за плечо пианиста.
— Что ты такое играл, отчего, этот сброд перестал лакать вино, а марокканцы молятся всем своим святым? — прошипел он в лицо поляку.
— Вначале «Поэма экстаза» Скрябина, потом «Траурный марш» Шопена.
— Что? — лицо офицера перекосилось. — Повтори!
— Шопен, «Траурный марш». В Мадрид вам никогда не войти. — Казик спокойно смотрел в лицо врагу.
— Больше тебе не придется играть, скотина! — в бешенстве закричал майор.
В руке офицера блеснул кривой марокканский нож. Схватив пленного, наемники повалили его на пол. Кованыесапоги прижали кисти рук пианиста к краю эстрады. вскочившие из-за столиков офицеры пьяно заревели:
— Вива муэрте! Да здравствует смерть! Зал огласился душераздирающим криком…
Солнце ушло за темную гряду Иберийских гор. На землю ложились лиловые тени. Над линией боевого соприкосновения республиканских и фашистских войск подымалось багряное зарево пожаров. День 18 июня 1937 года был на исходе…
Разрывая протяжными гудками рассветную тишину, Мчался экспресс «Красная стрела». За окнами вагонов Мелькали зеленые луга, подступившие к самой насыпи дороги кудрявые березовые рощи. Все ближе и ближе Москва…
Лейтенанту Евгению Степанову не спалось. Рассвет он встретил у открытого окна в коридоре вагона, освещенного восходящим солнцем.
Срочный вызов в Москву не удивил Евгения. Почти целый год он ждал если не вызова, то хотя бы какого-то ответа на свои рапорты и просьбы.
Читать дальше