Робин Локкарт - Моя Европа

Речь Сланского выслушали в основном в полной тишине. Громкие аплодисменты достались ему в самом конце, когда он по традиции воскликнул: «Да здравствует Президент Бенеш!». Подобно другим выступавшим коммунистам, Сланский сделал грубую политическую ошибку, произнеся неистовую политическую речь перед скорбящими людьми, собравшихся почтить память погибших.

Это дало преимущество Яну Масрику, который, войдя на трибуну, сразу успокоился и обрёл уверенность. Он начал медленно. Сказал, что он – министр без партии. Конечно, некоторые могли бы возразить, что он – выше партии. Он заверил всех, что находился значительно ниже партии. На этих словах люди засмеялись, и послышались аплодисменты. Затем смех перешёл в слёзы, когда Ян заговорил о двух тысячах патриотах Южной Богемии, отдавших жизни за свою страну. Он говорил простыми словами, и эти слова шли от самого сердца.

На скамье вдов и матерей две пожилые женщины непрерывно тихо плакали. Молодые крестьянские девушки в ярких национальных костюмах разноцветным кольцом окружили трибуну. Я засмотрелся на одну красивую девушку, которая не отрывала восхищённых глаз от Яна. На её лице светилась вера.

Затем Ян Масарик заговорил о проявлении славянского единства. (Еврей http://www.time.com/time/covers/0,16641,19440327,00.htmlговорит о славянском единстве - какая прелесть! http://en.wikipedia.org/wiki/Jan_MasarykПрим пер.) Он дал этому явлению высокую оценку. Каждый раз, когда вспыхивали войны, славянским народом приходилось дорого за них расплачиваться. Это не должно больше повториться. Ян пояснил, что такое славянское братство: оно предназначено для добра, а не для зла. Основополагающим камнем этого братства является любовь. В нём нет места ни воинственности, ни ненависти. (К избранному племени. Прим. ред.) Затем Ян процитировал главу из Библии Шамала (Šámal's Bible) о сострадании и смирении. Он рассуждал о братстве между людьми и целыми народами и привёл сюжет из Библии, когда один человек принёс в жертву свою жизнь во имя жизни других людей. Эмоционально закончив свою речь призывом: «К работе!», Ян опустился на своё место.

Под конец митинга собравшиеся запели гуситский гимн «Кто же вы, божьи воины?» и таким плотным кольцом окружили Яна, что Марсии Девенпорт и мне пришлось с большим трудом следовать за ним до машины. Ян имел полный успех. Только его одного выбегали приветствовать (гойские) крестьяне каждой деревушки на всей дороге от Мниха до Табора. И он улыбался им и перебрасывался со всеми шутками.

Во время длительного переезда от Табора до Праги Ян совсем переменился. Его бывшая усталость полностью улетучилась, и всю дорогу он веселили нас анекдотами, личными воспоминаниями и весьма неприличными историями. (Криптоеврейский артист выступил перед гоями и мог теперь расслабиться. Прим. ред.) Если бы я не знал его много лет, то ни за что бы ни поверил, что это тот же самый человек, который нервно теребил сигарету перед своим выступлением. Когда мы подъехали к Черниному Дворцу, Ян устал. В завершении этого напряжённого выходного дня я отправился в театр.

Я покинул Прагу с грустным предчувствием, что больше никогда её не увижу. Это ощущение поселилось во мне совершенно бессознательно. Я и предполагать не мог, что очень скоро произойдут страшные события. Наоборот, располагая временем по дороге в Англию, я набросал путевые заметки, где оказалось мало места для пессимизма. Я встретился с большим количеством людей разных слоёв населения, в одинаковой мере люди надеялись на лучшее и опасались будущего, но в одном все противники коммунистов соглашались: ситуация в стране заметно улучшалась.

Буржуазия не испытывала страха. Буржуазные газеты не подвергались цензуре и свободно ругали коммунистов. В народе гуляли антикоммунистические шутки. Много было разговоров о мадам Готвальд, жене Премьер-министра, которая не могла унять свою страсть к шикарным нарядам, изысканным блюдам и хорошему вину. Во время моего визита она «отличилась» дважды. В первом случае, посетив картинную галерею, где её сопровождал и давал пояснения молодой чешский художник, мадам Готвальд посчитала его автором всех полотен. Вернувшись домой, она заявила друзьям: «Сегодня я познакомилась с милым молодым художником по фамилии Рембрандт!». Вторая история связана с её вечеринками, где коньяк подавали в огромных бокалах. В тот раз были приглашены высокопоставленные гости, и мадам Готвальд была вынуждена шёпотом остановить дворецкого, уже приготовившегося наполнить её бокал коньяком: «Сегодня не наливай до краёв. У нас иностранные дипломаты!».