Оставил он мне только что вышедшую тогда мутночерную с обложки и изнутри книжку Клэр Стерлинг «Времена убийц». Расширенную и собранную под переплет сводку ее измышлений, опубликованных ранее в «Ридерс дайджест».
— Прочитал. Плоско и бездоказательно.
Он хмыкнул в трубку.
— Вы забыли, какой у нас тираж. Убеждают не сами слова, а то, сколько раз и каким тиражом их повторили.
— Но если вам кажется, что эффект достигнут, тогда зачем вам я?
Возникла пауза. Хорошая пауза, нужная.
— А я и не говорил, — произнес он веско, — что ваши выступления у нас в журнале должны повторять тезисы Клэр. У вас иной угол зрения. Можно будет даже поспорить с ней, но умно. И вообще готовьтесь к тому, что ваша статья о «болгарском следе» понадобится через год. А сперва мы приучим читателя, нашего читателя, к вашему имени. Поищем другие темы…
Вот это была удача! Неожиданная и бесконечно необходимая. Я же построил свой расчет, ухватившись именно за «Ридерс дайджест», на соображениях ближнего порядка: мне вынужденно выпишут иной документ, я избавлюсь от опостылевшего Дэвида Лока, а там увидим. Дальше стелился туман: то ли удастся привести редакцию к полному разочарованию, то ли нет, но и в этом случае останется не меньше четырех месяцев, чтобы дезавуировать любую бредятину до выхода журнала. Новый паспорт — новые пересечения границ, и отобрать его я не дам: придумал как. Главное — заполучить паспорт…
И вдруг, будто по щучьему веленью, редакция «Ридерс» добровольно идет мне навстречу, рассеивает туман, отодвигает свой возлюбленный «болгарский след» на целую вечность. Почему? Что случилось? А то, что в очной беседе с Паницей я, по-видимому, не сделал ошибок. И он доложил в Лэнгли оптимистично: еще, мол, чуточку не дозрел, но дозреет. И было окончательно решено сделать на меня ставку не в промежуточной пропагандистской игре, а на стадии решающей. На римском процессе, до которого оставался год.
Нет, я не понял еще, откуда ветер дует. Я ощутил удачу именно как удачу, как щучье веленье, и побоялся спугнуть ее. Побоялся, что он осадит меня снова. Решимость испарилась, я огорошенно промолчал. Ему это понравилось.
— Не унывайте, отсрочка будет недолгой, — утешил он покровительственно. — На днях буду в главной редакции, в Штатах, обговорю все на высшем уровне.
Позвоните мне в Плезантвилл, штат Нью-Йорк, в ближайший вторник. Запишите номер…
Что я и сделал.
Бриг знаменитого адмирала
А на следующий день— была пятница, и погода хорошая — приступил к осуществлению второй, независимой части своего плана. Вышел с утра к платформе Норт-Шин, сел на желтомордую электричку, доехал до вокзала Ватерлоо. Сверился с расписанием и купил обратный билет до Портсмута.
Почему до Портсмута? Мне было в сущности все равно, куда ехать, хотелось побыстрее и подальше, но и не очень далеко, чтоб вышло недорого и чтоб к вечеру вернуться. Транспортные схемы в Англии выдаются бесплатно, надо только освоить, где и как спросить. Накопив добрую дюжину схем, я исчертил ее мысленно множеством маршрутов. Теперь я как бы тряхнул наобум короб, где они накопились, и Портсмут выпал первым.
Почему Портсмут вообще возник в числе маршрутов, что меня приманило? Веской причины могло бы и не быть, скажем, понравилось, приласкало слух само название. Но причина была, она зародилась в дальнем военном детстве, когда в эвакуационной уральской Ревде, в нетопленом клубе крутили английский фильм «Леди Гамильтон». Стопушечный бриг адмирала Нельсона в фильме был представлен, вероятно, правдоподобным макетом. Однако не исключается, что какие-то сцены снимались не в павильоне, а на самом корабле. Бриг «Виктори», спущенный на воду двести двадцать лет назад, покалеченный в десятках сражений, реставрирован и стоит на вечной стоянке в гавани Портсмута.
Он прекрасен тяжелой, неуклюжей красотой подлинника. Неожиданно ярко раскрашен: корма оранжевая с черным, полосатые борта — полосы желто-оранжевые в очередь с густо-синими, и красные зевы пушечных люков в три, не то в четыре ряда. Но главные впечатления, конечно же, внутри. Каким чудом в это тесное деревянное пространство втискивались не только пушки, ворота, помпы, пороховые погреба, но еще и 850 человеческих жизней — именно столько было при Трафальгаре? Даже кровать адмирала (и над нею штормовая «люлька» с занавесками, скроенными, по преданию, лично леди Гамильтон) втиснута меж двух пушек. Неужели — не помню — этот поразительный штрих не привлек создателей фильма? Актеры были заняты гениальные — Вивьен Ли и Лоуренс Оливье, но запах времени на пленке не передается.
Читать дальше