Михаил Никитин - Воспоминания о революционном Новониколаевске (1904-1920 гг.)

Однако мало пришлось нам порадоваться. После чехословацкого переворота кулачество, разогнав Совдепы, установило свою кулацкую земщину, а с ней и белогвардейскую милицию. Но мы продолжали агитацию среди крестьян нелегально.

Что было делать? Ночью собрались на первое собрание: Белоглазов Евтифей Васильевич, Работа Антон, Спирин Дмитрий Федорович, я и Павел. Обсудили каждого кулака в отдельности и решили предупредить всех, что смерть мгновенно постигнет каждого предателя в селе, сотрудничавшего с белогвардейцами. Так и сделали, а колеблющимся крестьянам разъяснили, что эта власть ненадолго.

Много дум передумали. Одна пропаганда мало удовлетворяла. Что-то нужно было еще предпринять, а что — не знали. Но вот стало слышно — в Семиречье население сопротивляется этой власти. В начале 1919 года узнали о появлении партизанского отряда Щетинкина.

Потом наладили связь с солдатами запасных частей, путем личных встреч и с помощью писем убеждали молодежь уклоняться от белогвардейской мобилизации, а в случае мобилизации — получать оружие и при первой же возможности переходить к красным. Результаты получились хорошие — в середине лета 1919 года из армии бежало 96 человек молодежи нашего села.

Большую помощь в дезорганизации белогвардейских частей оказал нам член нашей подпольной организации Спирин Д. Ф., очутившийся в армии по мобилизации.

Важно было узнать настроение населения не только у нас, в селе Суздалке, но и в других местах Сибири. В этих целях меня командировали под Славгород. На обратном пути я встретился с интересным человеком. Он ехал на плохонькой лошаденке, впряженной в телегу на деревянном ходу, и с небольшой поклажей в мешках. Поравнялись с ним, придержав коня, я поздоровался.

Он пытливо взглянул на меня из-под козырька старой солдатской фуражки. У спутника оказались красивые темные глаза, кажется, раз взглянешь на них, и никогда уж не забудешь. Мне сразу пришла в голову мысль, что человек отрастил себе бороду, вероятно, для маскировки под деревенского мужика. По лицу и вообще по осанке и даже по слову «здравствуйте» видно было, что это не деревенский мужик. Хотелось поговорить, но завести откровенный разговор с незнакомым человеком опасно. Кто его знает, чем он занимается и что у него на уме?

Но так как ехали мы степью один на один, то я решил начать разговор. Спросил его, издалека ли он едет? Он ответил, что по нуждишке житейской ездил под Славгород. Окинув взглядом моего коня, он спросил в свою очередь:

— Вы, как видно, тоже немало проскакали.

Я ответил, что был в той же стороне у друга в гостях. Разговор плохо вязался.

— Вы моряк?

— Нет, — ответил я.

— А похоже.

— Может быть.

Тогда я решился на откровенность.

— Послушайте, товарищ! Здесь степь — и мы одни. Своей фамилии и местожительства я вам не скажу, да и от вас не требую. Но скажите мне, что вы видели и слышали в кулундинских степях, в особенности вокруг Черного Дола. Мне кажется, мы с вами одно и то же хотели там видеть. — Он окинул меня взглядом и не спеша ответил:

— Что вы узнать хотели, так об этом уже многие мужики заявляют, да кое-где уже и громко.

Двигаясь потихоньку степной дорогой, мы о многом с ним поговорили. До села оставалось уже не более 6–7 верст, и я пожелал ему счастливого пути.

Приехал домой, мне сообщили и радостные и печальные вести. Мои друзья детства и юношества Иван Амбурцев и Василий Диманов были взяты фельдфебелями в армию Колчака. На фронт они выехали вместе, и роты их находились в одном батальоне. В удобное время Амбурцев увел свою роту в Красную Армию. Диманов хотел сделать то же самое, но его выдал в последнюю минуту какой-то предатель. Васю Диманова расстреляли. Вот так, порой неумело, но с огромным желанием, мы действовали в глубоком тылу Колчака и помогали Красной Армии.

А партийный подпольный центр Сибири, чувствовалось, крепко работал. По Кулунде загремели дробовики и деревянные пулеметы — трещотки партизан армии т. Мамонтова. Под Барнаулом и Камнем поднялись партизанские полки и громили колчаковцев.

Настал час и для нашей организации перейти к более крупным делам. Мы решили поднять людей на вооруженное восстание.

13 августа 1919 года из Довольного к нам приехал Иван Пургин-Нестеров со своим другом Андрияновым. Договорились поднять крестьян на восстание одновременно. 15 августа на верховых конях мы рассыпались по всему селу, чтобы оповестить людей о немедленной явке на сельскую площадь. Вскоре все собрались на площади. После коротких выступлений решили: «Объявить село повстанческим, выйти из подчинения колчаковской власти, организовать Совет. Отряду добровольцев ехать во все окружающие села и там восстанавливать Советскую власть».