Константин Черкассов: Генерал Кононов. Том II

В 24.00 этого же дня, после небольшого отдыха, дивизия начала ночное наступление, но успеха не имела и отошла на свое исходное положение, дожидаясь утра.

В 5.00 20.11.43 дивизия возобновила наступление и сломив последнее сопротивление противника вышла к реке Дунай, преследуя рассеянные и убегающие в беспорядке титовские бригады. Последние стремились уйти за реку Дунай, но лишь небольшой части 3-й и 17-й титовских бригад удалось переправиться через реку.

Основные силы титовских войск в районе Фрушка-Гора были уничтожены или взяты в плен, а части удалось разбежаться и скрыться в глубоких горах и лесах.

В этой первой крупной операции против титовских войск на Фрушка-Гора, Первая Казачья дивизия, выполнив боевое задание, показала большую боеспособность, упорство в выполнении приказа, методичность и маневренность в бою. Несмотря на исключительно трудное продвижение по бездорожью через горы и леса, при осенних дождях и распутице, с непрерывными тяжелыми боями, казаки и казачьи офицеры показали исключительную выносливость и бодрость. Дивизия захватила большое количество складов противника с оружием, обмундированием и продовольствием. Противник потерял до 1-й тысячи убитыми и до полутора тысяч ранеными. Попавшим в плен раненым титовцам, а также советским десантникам — солдатам и офицерам — была немедленно оказана медицинская помощь. Последние были очень тронуты братским к ним отношением казаков.

После разгрома титовских войск в районе Фрушка-Гора, Первая Казачья дивизия 1-го января 1944 г. была переброшена в Боснию.

Едва наш полк достиг Боснийских гор, как завязался бой, ставший особенно знаменательным для нашей сотни, бой за село Босанский Кабаш, давший нашей сотне имя «Лихой». Босанский Кабаш, прикрыт с одной стороны рекой Савой, а с другой большими горами. Прочно укрепившись в этом селе титовцы, делали вылазки, нападая на обозы и портили железную дорогу.

Помнится, всю ночь, под проливным дождем, мы без передышки двигались по извилистым крутым дорогам вверх в горы, покрытые густым лесом, и только к рассвету достигли этого села. Началась перестрелка и завязался бой. Хорошо укрепленный противник уверенно оборонялся. С утра до вечера, не стихая ни на минуту, кипел упорный бой. В одном месте, где проходила дорога, с большим трудом первому дивизиону, наконец, удалось сбросить противника с горы. Очутившись на самой вершине, мы увидели раскинутое у самого подножья гор большое село.

Наша сотня оказалась у дороги, которая почти отвесно, виляя и теряясь среди густого леса, спускалась к селу. Первый шаг для прорыва был сделан, но откатившийся противник укрепился внизу, у входа в село и, явно понимая опасность прорыва, засыпал дорогу ураганным огнем. С других гор, где все еще крепко держались титовцы, начался обстрел дороги из минометов.

Уже начинало темнеть, когда наш командир сотни, сотник Пащенко, подошел к командиру дивизиона есаулу Мудрову.

«Разрешите, Сергей Михайлович, я им на голову сяду», — просяще глядя ему в глаза, сказал Пащенко.

Черный, как цыган, с длинными усами и черными огненными глазами, Мудров был терским казаком и происходил из очень бедной казачьей семьи. Всю жизнь, с самой юности, он прослужил в Красной армии, начав службу в 1-й Конной Армии Буденного. Бывал он и комсомольцем, и коммунистом. Много раз был награжден. Крепко воевал он «за революцию» в 1917—22 г.г., за идею обещающую народу равенство, братство и счастливую жизнь, — за идею коммунизма. Но сталинщина привела к тому, что отличный командир Красной армии — старший лейтенант Сергей Михайлович Мудров — посвятил свою жизнь борьбе против коммунизма. Тот, кто его знал, тот знает с какой ненавистью относился он к сталинской системе террора и страха. Его черные, как огромные горящие угли, глаза метали искры при одном воспоминании об ужасах сталинщины.

Вспыльчивый и нервный, но неимоверно упорный в бою, он приходил в бешенство, когда бой затягивался и не обещал успеха.

«Угробишь мне сотню!» — сверкнув глазами, резко сказал он, а потом, нервно пройдясь из стороны в сторону, уже спокойно добавил. — «Давай, тезка, давай, родной мой! Батько приказал выбить из села противника».

«На конь!» — скомандовал нам Пащенко. Мы разобрали, стоявших в укрытии, вымокших от дождя, дрожавших лошадей. Пользуясь укрытием, мы рысью подошли к месту, где дорога делает последний поворот и, прямо перед нами, в 200–300 метрах от нас, у дороги под хатами увидели окопы противника.