— Они! — с облегчением сказал «пассажир». — Ну, я пошёл…
— Да, теперь я могу разрешить вам распрощаться с нами, — улыбнулся Абрамов. — До свидания.
— Спасибо за доставку, — поблагодарил «пассажир», просто по-деловому пожал всем руки, так, будто они доставили его обычным пассажирским рейсом в Москву, и две-три минуты спустя одиноко повис на шёлковых стропах парашюта в польском ночном небе…
Часть обратного пути экипаж Абрамова летел на одном моторе: масло заканчивалось, а посадку решили произвести только на своём аэродроме. Следующей ночью и ещё через два дня Абрамов доставлял груз в «тот же адрес» и обратно также возвращался на одном моторе.
* * *
… Тогда один из участков фронта проходил вдоль магистральной дороги в районе Могилёва. В тылу врага находились в окружении 700 партизан. Боеприпасы у них быстро заканчивались. Выручить отряд было поручено пяти экипажам, в том числе и экипажу Абрамова.
Между Витебском и Невелем базировалась фашистская «школа ассов», на земле линия фронта была укреплена радиолокаторами и зенитками, а в воздухе беспрестанно и густо патрулировали Мессершмитты-110. Всё это вместе лётчики в шутку прозвали «второй линией Маннергейма», но пробиваться сквозь неё было делом далеко не шуточным.
Летели ночью. Над землёй висела плотная дымка, а на высоте самолёты временами вонзались в разорванные небольшие облака. Группа разделилась, каждый подлетал к передовой сам.
Абрамов пересёк фронт на высоте 3000 метров. Как будто всё в порядке… Но не прошло и двух минут, как справа и впереди в небе появились два мигающих огонька… Свои?! Или чужие?
— Отвлекают внимание, — догадался Абрамов.
— Точно, — кивнул Глыбин, — это фашисты!
И тут же стрелок Доронин доложил:
— Нас атакуют! — и сам открыл ответный огонь.
Абрамов отжал от себя штурвал, резко накренил машину на левое крыло и крутой спиралью стал уходить из-под огня, чуть ли не пикируя на тяжёлой и неуклюжей пассажирской машине. Стрелка прибора скорости подползла к 450 километрам в час! Весь корпус самолёта гудел и вздрагивал от напора воздуха.
— Не рассыплемся? — вскрикнул Глыбин.
— Пока нет… А иначе собьют!
Затерявшись в ночном небе, молнией промчались над линией фронта и вернулись на свою территорию. Почему назад, а не вперёд? Потому, что надо было увлечь за собой «мессеров», которых поджидали наши истребители по эту сторону фронта. Абрамов передал по радио координаты, и вскоре командир группы наших истребителей коротко ответил: «Работаем!», а в небе заметались ровные лучи прожекторов. Подождали немного: никто не преследует, значит, наши «работают» нормально! Собрались с мыслями, прикинули, как и что, и снова ринулись сквозь «линию Маннергейма», но теперь пониже, на высоте 2500 метров. Авось, найдётся «трещинка»…
Пролетели передовую и вдруг опять в небе, впереди, мигают фары фашистского самолёта, а сзади на ЛИ-2 пошли в атаку другие «мессеры»! Стали зажимать в клещи.
Снова повторил манёвр и, вертясь на неповоротливой машине под градом пуль и снарядов, стал уходить вниз, то влево, то вправо, сбивая с толку преследователей. Ушли вновь к себе. Передали координаты и получили ответ: «Работаем»…
— Не бой, а смех на этой пассажирской машине! — сокрушённо произнёс Абрамов. — Чего я не пошёл в истребители?! Как моторчики, Глыбин, и остальное хозяйство?
— Всё цело, командир, — ответил бортмеханик.
— Порядок. Ну что, будем ещё ниже пробиваться?
— Надо!
— Что верно, то верно: надо. Внимание! Пробиваемся ещё разок, на 1000 метров.
— Есть внимание!
Полетели в третий раз. Только проскочили передовую и снова атаковали их, уже с трёх сторон.
— Будь вы прокляты! — выругался Абрамов. — Совсем вздохнуть нам не дают… Откуда их столько берётся?
Кинул с высоты свою машину метров до ста, ушёл из зоны обстрела, над самыми зенитками, вернулся на свою территорию и поодаль от передовой пролетел на запад километров шестьдесят.
— Попробуем здесь, Глыбин?
— Да надо спытать, командир…
— Пробиться надо обязательно! Там хлопцы остались почти с голыми руками… Если не подоспеем, захватят наших партизан.
— Вся надежда у них только на нас. Трудно им сейчас! — кивнул Глыбин, — На земле ведь воюют не то, что мы — в машине, на мягких креслах, моторчики мощные, крылья… Эх, бедным и достаётся!
— Прав, Глыбин, прав ты! Нам то что… — ответил Абрамов и от одной мысли, что товарищам там, на земле, приходится хуже, чем им, — скрипнул зубами.
Читать дальше