Мирон Хергиани - Тигр скал. Мирон Хергиани

— Нет, ничего не хочу.

— Хорошо, что я вспомнил! Привезу и сумочку, и туфли, и пальто. Думаешь, мне денег не хватит? Хва­тит. Я хочу нарядить мою жену...

— Я ничего не хочу, не выдумывай, бога ради. Есть у меня все что надо. Езжай спокойно, и все.

— Какой я дурак, честное слово! Ведь ни разу, никогда в жизни ничего тебе не привозил! Даже ерун­дового сувенира не привозил! И о чем только я думал, не понимаю! Какой же я был дурак!

— Ты сейчас дурак, потому что думаешь о таких глупостях.

— Нет, я хочу тебя одеть, как королеву, нарядить во все модное! Когда-то ведь и моей жене надо прифран­титься! — Он улыбался, смотрел на нее и улыбался, но в голубых глазах, на самом дне, залегла печаль... грусть... или сожаление, что-то, чего она не могла раз­глядеть, распознать...

Всяк сверчок знай свой шесток. Не наряжалась Кати в модные наряды. Как было, так и будет. Миша не привозил с гор турьи рога, как некоторые. Не уби­вал туров. Никогда ничего не привозил из заграничных поездок. Не любил ходить по магазинам и не ходил. Простой сорочки себе не покупал. Человек, который себе ничего не покупает, не купит и другому. Да я никогда и не говорила ему об этом, никогда не просила. Не упрекнула, не выразила неудовольства. И не нужно мне это было. Кроме тебя, на этом свете никого и ничего мне не было нужно.

Но теперь нет тебя!..

...Другие возвращались из экспедиций, нагруженные турьими рогами, потом одаривали этими рогами знако­мых и незнакомых, кого угодно, ты никогда ни одного рога не привез. Потому что ты такой. Таким я тебя полюбила и люблю. Твой рюкзак был набит снаря­жением, и только снаряжением. Ну и что? Разве я была недовольна хоть когда-нибудь?.. Хоть в самой глубине души? Нет. Каждый живет по-своему. Каждому свое. Разве мы не вместе учили древние пословицы, не вместе постигали их смысл и смысл поучений старших? Вот, например: не сидеть перепелке на дереве — не того роду-племени. Потому мы и встретились с тобой, что ты был таким. Таким, как и я. Нет, похожим на меня. Кажется, это допустимо — чтобы мужчина чем-то был похож на свою жену...

...Что же было потом? Потом пришло письмо. Пос­леднее письмо. Ты писал из Москвы. Потом — мой сон. Я поливала тебя, замерзшего, обледенелого, горячей водой, кипятком... Но никак не могла расто­пить лед, разморозить тебя, отогреть... Сколько воды я извела, как я старалась,— и ничего. Ты был весь ледяной...

А потом? Что было потом?

Потом был гроб на тигриных лапах, сделанный там, в Италии. Тигриные лапы... Тигр...

Я лила воду, от которой валил пар, а ты лежал и умолял напоить тебя и отогреть. Может, мне что-то поможет, говорил ты. Дай мне воды, дай напиться, может, я смогу подняться, встать, смогу заговорить, крикнуть, собрать все Львиное ущелье и передать народу завет Белого старца, завет о дали и зверях... Вот что ты говорил мне, о чем просил. Господи, как странно, святая дева Мария, Ламария, как странно... «Дай мне напиться... я должен передать им завет Белого старца... Скоро праздник Джгвиби, я должен взобраться на столп вознесения, чтобы принести уро­жайный год... я не боюсь ледяных снежков, теперь они мне не страшны». Вот что ты говорил мне во сне. Но я не могла отогреть тебя. Давай вскипяти еще воды в котелке. В котелке? Сейчас, вот кипяток, подожди, сейчас... сейчас!..

Кати рванулась, чтобы встать и бежать.

Но идет панихида!

— Куда ты?! — подхватили за руки с обеих сто­рон, усадили обратно.

— Пустите! Он хочет воды... горячей воды!..— хриплым, осипшим голосом.

— Успокойся, Кати, успокойся! Молчи, родная, молчи... Посмотри вокруг, сколько людей, оглянись вокруг, несчастная Кати!..

Потом она утратила и эту способность — вспоми­нать и думать. Сидела, вперив бессмысленный взгляд в одну точку. Ни о чем не думала — все заледенело.

Поэтесса Тамара Эристави так оплакала его: