Степан Швец - Под крыльями — ночь

Истребителей было два: МЕ-109 (одноместный) и МЕ-110 (с турельной установкой, более опасный). МЕ-109 зашел сверху, вероятно, для того, чтобы отвлечь наше внимание, а сбоку в это время подкрадывался МЕ-110. Когда Вася открыл огонь, МЕ-109 отвалил и больше не появился: то ли был подбит, то ли просто ушел. Теперь все наши усилия направлены на то, чтобы покончить с МЕ-110.

Истребитель всё время старается зайти снизу справа, чтобы оказаться в мертвой зоне и беспрепятственно атаковать нас.

— Самолет справа ниже, — докладывает Максимов, Ныряю вниз.

— Товарищ командир, я не могу прицелиться, он быстро прячется. Сделайте что-нибудь! — просит Вася.

Резко клюю вниз и круто разворачиваю вправо, пересекая курс врагу.

— На таран идет! — кричит Вася.

— Немцы на таран не ходят, — отвечаю я.

У меня свой расчет: перерезая курс противнику, вынудить его развернуться и открыть мне свое уязвимое место — низ самолета, «пузо». Риск большой: если фашист — плохой летчик, с замедленной реакцией, он не успеет отвернуть, и мы неизбежно столкнемся.

В действительности всё происходило гораздо быстрей, чем читаются эти строки. На наше счастье, летчик был, по-видимому, классный, успел вовремя отвернуть. Вася не теряя ни доли секунды, всадил в «пузо» вражеского самолета, почти в упор, длинную очередь. МЕ-110 стал падать, волоча за собой шлейф дыма и пламени. Истребитель упал и взорвался.

— Вижу парашютиста! — доложил Вася.

— Где он? Наводи!

Сделав разворот, направляюсь в сторону опускающегося парашютиста. Азарт на время лишил меня здравого рассудка, появилось необдуманное и неразумное решение: навесить парашютиста на крыло и привезти домой. Очень даже эффектно! Прилетает Швец, юбиляр, и на крыле привозит немецкого летчика с парашютом.

Позже я понял, насколько эта затея была глупой, но тогда с трудом поборол свой азарт. Ведь зацепить крылом за стропы парашюта равносильно тому, что при скорости 70 метров в секунду таранить аэростат заграждения. Падение было бы обеспечено.

Я казнил себя всю обратную дорогу и давал слова никогда больше не терять контроля над собой, не входить в раж.

Когда приземлились, я спросил корреспондента:

— Ну как, товарищ Павлов, видели?

— Видел! Большое спасибо, было очень интересно.

— Ну вот, теперь можете сами написать.

Так был открыт счет второй сотне боевых вылетов. А 27 сентября 1942 года в военной газете под рубрикой «Защитники Сталинграда» нашим полетам была отведена почти целая полоса. Она открывалась поздравлением командования:

«Командиру экипажа гвардии майору С. Швецу. Командование соединения поздравляет вас и ваш экипаж с успешным завершением ста боевых вылетов. Надеемся, что ваш экипаж и впредь с таким же мужеством, отвагой и умением будет истреблять немецкие полчища, в предоктябрьском боевом социалистическом соревновании займет одно из первых мест.

В этом эпизоде показан и маневр нашего самолета в воздушном бою. И если истребитель сам маневрирует и сам стреляет, то нам значительно сложнее вести воздушный бой и его успех зависит от четкой слаженности действий летчика и стрелка.

В этом бою мы вышли победителями, но наша система не является лучшей. Здесь летчик со слов стрелка представляет себе, где находится противник, делает соответствующий маневр, а удобен ли он для стрелка? А если истребителей несколько, реакция летчика будет отставать.

В экипаже, где летчик Седых, штурман Образцов, стрелок Журавлев, система маневра строилась по-другому. При атаке истребителей всё управление боем стрелок брал на себя, а летчик только выполнял его команды.

Однажды после бомбометания самолет Седых атаковало четыре истребителя. Завязался неравный бой. Журавлев сразу же сбил одного. Затем второго. Остальные стали осторожней, брали его в «вилку». Журавлев сбил еще одного, четвертый ретировался. И хотя самолет был весь искромсан, на рулях глубины посрывало обшивку, перебито управление мощностью моторов, самолет летел обратно и сел на полном газу, — всё же экипаж вышел победителем.

От высоких боевых качеств стрелка и его сработанности с летчиком зависел успех боя. Я назову такие пары: это летчик Краснухин — стрелок Альпер, Андреев — Петров, Гречишкин — Базилевский, Писарюк — Наварнов, Чумаченко — Мезин, в моем экипаже — Максимов и другие. Сколько воздушных сражений провели экипажи с такими стрелками? Не счесть. Мы, летчики, прямо говорим: тем, что мы живы, — мы обязаны своим стрелкам, хотя стрелки утверждают обратное. Точнее будет — от боевой слетанности экипажа зависит успех дела и не только в воздушном бою.