Степан Швец - Под крыльями — ночь

Комиссар… Лицо, окруженное в нашей армии высочайшим почетом. Еще не видел, не знаешь этого человека, а само понятие — комиссар — уже вызывает у тебя какое-то особое уважение.

Комиссар… Одного этого слова боялись все враги советского строя, начиная от белогвардейцев, интервентов времён гражданской войны, всяких националистов и кончая гитлеровцами.

Комиссар… Особоуполномоченный Коммунистической партии и Советского правительства. Он должен был обладать незаурядными организаторскими способностями и военными познаниями, быть психологом, воспитателем, старшим другом и товарищем, политическим руководителем, уметь силой убеждения, личным примером увлекать бойцов на выполнение поставленной командованием задачи. Кто не отвечал этим требованиям, не мог долго задержаться на посту комиссара. К счастью, такие и вообще-то составляли редкое исключение. Институт комиссаров сыграл важную роль в укреплении Советской Армии на первом этапе Великой Отечественной войны.

Сергей Яковлевич Федоров был и остается в моей памяти образцом настоящего комиссара.

— Ну как, товарищи, устроились? — спросил он, заходя к нам в комнату и осматриваясь. — Ничего, я думаю жить можно. Тепло, чисто, уютно. В тесноте, как говорится, да не в обиде. Как с питанием?

— Всё хорошо, товарищ комиссар, вот только… Как же это? Сталинград!..

И начался разговор. Доверительный, непринужденный. Каждому казалось, что Федоров обращается лично к нему. Он с полной откровенностью, ничего не приукрашивая и не смягчая, обрисовал обстановку, сложившуюся на фронтах. Не просто обрисовал — проанализировал. Успехи врага — временные, Родина требует от своих защитников стойкости, и перелом в ходе, войны наступит, он, быть может, lie столь уж и далек. Эти мысли Федоров выразил с большой силой внутренней убежденности. Комиссар будто снял тяжесть с души.

По специальности штурман, комиссар много летал, почти со всеми старыми летчиками ходил на боевые задания. Не раз приходилось летать с ним и мне. Грамотный специалист, он был в курсе всех технических новшеств, летал уверенно, и когда на штурманском месте я видел Сергея Яковлевича, мне казалось, что он давно состоит в моем экипаже. Даже обращался к нему в полете не как к начальнику, а как к штурману.

— Штурман, сколько времени до цели?

— Сорок минут, — отвечал Федоров.

— За пять минут до цели предупредите меня.

— Есть предупредить.

Бомбить должны были резервы противника в районе Вязьмы. Гитлеровцы защищались всеми противовоздушными средствами. Высота бомбометания — две тысячи метров. Среди лучей прожекторов один толстый — это луч-наводчик, синхронно связанный со звукоуловителем. По нему ориентируются остальные прожекторы. Толстый луч шарит по небу и остальные шарят. Но вот он застыл на месте, остальные, скользя, ощупывают его. Скрестились. Самолет пойман. Открывает огонь зенитная артиллерия.

Мы набрали высоту более трех тысяч метров и так идем.

— До цели осталось пять минут, — докладывает штурман.

Закрываю шторки охлаждения моторов, убираю газ и плавно, бесшумно иду на снижение. Цель уже бомбят, внизу видны разрывы, пожары, в воздухе густая мгла. Бьют зенитки по верхушкам световых конусов, но штурман ничего этого не видит, он всецело занят прицеливанием.

Боевой курс. Высота заданная — две тысячи метров. Бомбы сброшены, и мы продолжаем идти дальше со снижением. По нашему самолету не было произведено ни одного выстрела, потому что летели мы почти беззвучно.

Выходим из зоны обстрела. Высота 1500 метров. Задание выполнено, теперь уже неловко не соблюдать субординацию.

— Товарищ комиссар, хотите посмотреть, как бомбят наши товарищи?

— Давайте посмотрим.

Не меняя высоты, обходим на безопасном расстоянии вокруг города. По-прежнему наши интенсивно бомбят цели, по-прежнему лучи прожекторов хватают в клещи то один, то другой самолет, крепко бьют зенитки.

— А почему по нас не стреляли? — спрашивает Федоров.

— Вы поразили цель? — отвечаю вопросом на вопрос.

— Конечно…

— А может, мы бомбили не ту цель?

— Что вы, я уверен, что мы бомбили правильно. Но почему нас не обстреляли — не понимаю.

— Не посмели. Ведь у нас на борту комиссар.

— Бросьте шутить.

— Главное, товарищ комиссар, — поразить цель, остальное — секрет фирмы.

Комиссара Федорова не только уважали в полку — его любили. К нему шли за помощью, с ним советовались по всяким, даже личным вопросам. И ко всем он был одинаково внимателен, всех выслушивал, всем, кто нуждался в помощи, старался помочь.