Татьяна Дашкевич - Фатьянов

По вечерам Алексей ходил заниматься в драматический класс музыкальной школы, что находилась на другом конце поселка. Ее заведующая Г.Г. Беркгольц была одной из тех восторженных целеустремленных дам, что служат искусству, как святыне. Творческие силы педагогов школы дали толчок будущим знаменитостям — артистам Н.Н. Волчкову, К.Н. Головко, И.М. Сафоновой, Г.Д. Степановой. Они были чуть старше Алексея, но он умел держать себя со старшими на равных, не отставал от них ни в пении, ни в сценическом мастерстве. За годы учебы в классе он вжился в образы опричника Колычева в «Василисе Мелентьевой» А.Н. Островского, Яичницы в «Женитьбе» Н.В. Гоголя, музицировал, пел романсы.

Несмотря на то, что первые стихотворения юноши были весьма мрачными:

ими бурно восторгались девушки к его вящему удовольствию.

Товарищи считали необходимым поощрительно хлопнуть по широкому плечу:

— Мощно сказано, Алеха!

Друг юности Фатьянова Георгий Глекин справедливо считал, что кладбищенские мотивы эти были наносными. Разумеется: откуда взять подростку драматический колорит, как не из недавно еще модных стихов декадентов? И стихи были в таком контрасте с веселым нравом дружелюбного парня, что вводили друзей-ровесников в трепет и ликование. Все знали, как Алексей любит похвастать голубями, которых лелеял, кормил изо рта ярым пшеном. Каждая пара голубей была предметом его гордости, прекрасной душевной болезнью. О голубях он мог говорить беспрерывно. Но друзья ценили Алексея именно за стихи. Это было время громкой славы поэтов. Еще был жив и дышал где-то рядом воздухом Москвы сам Маяковский.

Там, на Лосином Острове, Алексей впервые показал свои стихи взрослому другу. Учитель математики П.А. Новиков, человек музыкально одаренный и добросердечно умный, увидел в мальчике поэта. Тогда появились знаменитые строчки:

Учитель Новиков был страстным почитателем модного тогда певца Доливо-Соботницкого. Профессор Московской консерватории по классу скрипки, Анатолий Леонидович концертировал как исполнитель народных песен. Он пел также романсы на стихи Андрея Глобы, модного поэта начала тридцатых годов. Алексей с Георгием стали верными поклонниками артиста, и за пять лет не пропустили ни одного его концерта. Малый зал консерватории и зал Дома ученых гудели от оваций, которые устраивали своему кумиру молодые люди. Они забрасывали цветами лосиноостровских палисадников и самого Доливо-Соботницкого, и его пианистку Марию Мирзоеву. Да так рьяно, что артисты скоро уже узнавали своих почитателей и приветствовали их со сцены. Теперь бы их назвали фанатами — впечатлительным юношам нравилась даже то, как щегольски артист носит свою трость и свою снисходительную улыбку, обращенную к многочисленным поклонницам.

Уютная Москва тридцатых со звонкими трамваями, пышной зеленью и вековечным уютом Садового кольца была бесконечно привлекательна для одаренного юноши. На подмостках лучших театров страны играли известные всей стране актеры и актрисы, в садах пели соловьи и певчие люди, музеи влекли своей стариной. Алексей часто садился на паровик и мчался в древнюю столицу за неисчерпаемыми ее возможностями. Тогда он смотрел спектакль К. Финна «Вздор», режиссером которого был будущий его наставник Алексей Денисович Дикий. Может быть, в тот час и зародилась идея поступать учиться именно к этому мастеру. Необычный театральный почерк А.Д. Дикого не мог не пленить ребячески открытого Алексея, который мечтал стать прославленным актером.

А жизнь наращивала темпы, словно подчиняясь требованию человека: время, вперед!.. Тамара Ивановна в шестнадцать лет вышла замуж за офицера и уехала в подмосковное Пушкино. Там она работала телефонисткой. Детские их с Алешей игры закончились давно и навсегда. Ночные дежурства сестры и ранние, нескончаемые хлопоты по дому сделали ее недоступно взрослой.

Судьба Наталии тревожила и родителей, и Алешу.

Еще до 1935 года ее семья жила спокойно и обеспеченно. Наталия Ивановна продолжала прерванную во время болезни матери учебу, а к мелочам быта приставлена домработница. В квартире за ужином часто собирались люди, пили чай с пирогами, оживленно разговаривали, ужинали. Потом вдруг стало не до пирогов — Виктора Николаевича арестовали с конфискацией имущества. Наталии же Ивановне предложили в 24 часа выехать за пределы Москвы. Так ее повела судьба на печально знаменитый «сто первый километр», в отстойник «антисоциальных элементов». Жилось более, чем трудно. Евдокия Васильевна и Иван Николаевич прятали Ию на Лосино-Островской, не хотели, чтобы девочка попала в детский дом. Сами же они переехали на Ново-Басманную, чтобы сохранить за семьей комнату их несчастных детей: Николая, потом — Наталии. Имущества не стало. На Басманной тогда еще что-то можно было найти от бывших жильцов. Собрали для дочери кое-какую мебель из заброшенных квартир, а то с уличных свалок, которыми еще долго была славна Москва. Нашли на такой свалке железную койку, крепкие еще стулья, притащили продавленный диванчик, старинную вешалку в полстены. Этой вешалкой отгородили кровать, благодаря чему получили спальню и кабинет.