Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

За напряженной работой и новыми увлекательными идеями время летело быстро. Для решения всё усложняющихся чисто технических задач стала заметно ощущаться нехватка имеющихся теоретических знаний. Ведь, по существу, на чистом месте создавалась новая, очень сложная отрасль, требующая не только приложения доселе неизвестных идей, но и теоретических методов, на которых бы основывались принимаемые решения. Я остро чувствовал необходимость пополнения своих знаний, прежде всего в области математики, теоретической и небесной механики, особенно динамики, теории управления и регулирования, теории вероятностей и некоторых других. Начал думать о том, чтобы поступить на заочное отделение механико-математического факультета Московского государственного университета им. Ломоносова. Но если даже примут сразу на третий курс, это ведь ещё три года учёбы со всеми зачётами, экзаменами, контрольными работами и т.д. И нет никаких гарантий, что эти самые зачёты и экзамены не сорвутся из-за командировок на полигон во время лётных испытаний ракет или других крайне неотложных дел. Тогда три года могут растянуться на все пять.

Королёв очень любил иметь под рукой самых авторитетных теоретиков, но одновременно терпеть не мог, когда они отвлекались на что-то другое, кроме своей основной работы. Но он также хорошо понимал, что сами по себе учёные с нужным для ракетной техники профилем знаний не появятся, их надо готовить, создавать какие-то условия, стимулирующие людей взять на себя дополнительную нагрузку. Сергей Павлович считал, что наиболее быстрым путем является организация заочной аспирантуры, но НИИ-88 был ещё слишком молодым коллективом, без собственной научной базы и традиций, не имеющими в своем составе заметного количества маститых учёных, пользующихся уважением и высоким авторитетом. Всё это пришло много позже. Как я полагаю, свои учёные нужны были Королёву не только для того, чтобы собственными силами справиться с любыми задачами, но и для того, чтобы внедрять своих людей в союзную учёную элиту, привлечь эту элиту в нашу технику, заразив её возможностями использования, в перспективе, ракетно-космической техники для постановки и решения фундаментальных научных задач в различных областях научных исследований. Ракетно-космическая техника должна быть не только "иждивенцем", находящимся на содержании государства, а может и должна сама инициировать новые направления исследований и приносить такие результаты, которые недостижимы без неё - в этом Королёв был абсолютно убеждён. Об этом свидетельствуют многие документы, составленные им лично и отправленные в различные высокие инстанции - от Президиума Академии Наук до правительства и Политбюро. Развитие событий в последующие годы показали всю глубину предвидения Сергея Павловича Королёва.

Чтобы как-то выиграть время в этой обстановке, удалось официально оформить организацию группы соискателей, которым предоставлялась возможность сдачи экзаменов по программе кандидатского минимума и какая-то помощь в защите диссертации в тех организациях или учебных заведениях, в которых имелись Учёные Советы соответствующего профиля. Я тоже записался в группу соискателей, благо, для этого ничего, собственно, и не требовалось - ни анкет, ни экзаменов, ни собеседований, ни рекомендаций, а только личное заявление. Вскоре были организованы курсы для подготовки к сдаче обязательных экзаменов в объёме кандидатского минимума по двум предметам: марксистско-ленинской философии и одному из иностранных языков: английскому или немецкому. Над выбором языка пришлось задуматься. Дело в том, что в институте я изучал английский, мне в нём нравилась простота из-за практического отсутствия склонений по родам и падежам и спряжений глаголов. Логичность же построения множества временных глагольных категорий придавала языку какую-то математическую закономерность. Однако после третьего курса института, на котором закончилось "изучение" языка, прошло уже много лет, и я его изрядно забыл. По немецкому языку у меня был сравнительно недавний полугодовой опыт непосредственного общения с немцами в Германии, но я очень плохо представлял себе грамматику языка. Да и после сокрушительной для Германии войны вряд ли немецкий мог пользоваться в ближайшее десятилетие большим успехом как в технике, так и в общении в более широком смысле слова. После небольших колебаний выбор пал на английский.