Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

На прощание я опять отпросился у своих друзей на завтрашний день.

Уже освоенным маршрутом я добрался до Ялты, опять прошёл через всю Набережную и, перейдя мостик у речки, направился к своему дому. Угловую часть первого этажа дома занимал, как и раньше, продовольственный магазин, но он расширился, в нём появились новые отделы, а в самом дальнем конце - даже небольшое кафе. Над входной дверью в магазин - балкон, сюда выходила комната, в которой жил рыжеусый армянин, дядя Мисак с женой Дашей, очень простой русской женщиной, и дочкой по имени Аршалуйс. Дядя Мисак разговаривал очень смешно: дочку и жену называл на "вы" (точнее, ви), а всю остальную часть речи строил на "ты", причём в мужском роде. Например, он говорит дочери: "Аршалуйс, куда ви ходиль, где ви биль?" У жены спрашивает: "Даша, куда ви положиль мой палька? Он здесь лежаль учира". Изредка на жене пробовал прочность то половой тряпки, то веника. Эти эксперименты тётя Даша переносила терпеливо и бесшумно. Стена его комнаты граничила с нашей, другая - с маленькой комнатой Иды Марковны Шиндельман - несимпатичной, свирепой старой девы, работавшей медсестрой в санатории. Ещё две комнаты в этой большой коммунальной квартире занимала армянская семья сапожника Осипа с двумя смешными дочками - Агнессой и Маргушей. И, наконец, ещё в одной комнате проживала русская пожилая чета Головиных, у которых была довольно приличная, по тем временам, библиотека. Пользуясь их хорошим отношением ко мне, я перечитал довольно много книг приключенческого жанра, среди которых самое большое впечатление на меня производили книги Луи Буссенара.

На шестнадцать жителей этой квартиры была одна общая кухня с одной общей мойкой, один туалет и одна ванная комната. Но как-то уживались, серьёзных скандалов я не запомнил, что с позиций сегодняшнего дня кажется даже чем-то ненормальным. Оба окна нашей комнаты выходили на запад, но солнечные лучи к нам почти не проникали, потому что как раз с этой стороны доступ этим лучам перегораживало четырёхэтажное здание "Дома Советов", как его называли из-за того, что там размещались все учреждения Горсовета. Позже это здание было отдано под гостиницу, кажется, под названием "Крым". Только когда солнце находилось высоко на юго-западе, к нам заглядывали косые лучики, на короткое время рассеивающие полумрак.

Вот я стою чуть поодаль, стараясь заглянуть в наши окна, но кроме отблеска стёкол ничего не вижу. Меня не покидает ощущение, будто здесь чего-то не хватает. Наконец я понял: нет торгового лотка под окнами. На нём торговали овощами, фруктами, бахчевыми. Я хорошо был знаком с продавцом, и мы иногда с ним баловались: я спускал через окно на верёвочке к нему авоську с привязанным рублём, а он вкладывал в неё арбуз соответствующего веса, и я подтягивал арбуз к себе. Мы с Мидатом небольшие арбузы разрезали пополам и ели ложками - отходов меньше, и руки остаются чистыми.

Прежде чем подняться в свою квартиру, войдя в парадную дверь, находившуюся почти под нашим окнами, мне захотелось заглянуть во двор, откуда тоже можно было подняться на второй этаж по общему балкону, устроенному по всему внутреннему периметру здания, попасть в квартиру с другого входа. Двор для ребят, особенно если он внутренний, это почти второй дом, а может быть, даже больше.

Здесь мы играли в футбол, в челика, в расшибалку, в отмерного (своеобразная чехарда), катались на велосипеде, устраивали всякие мальчишеские забавы. Железные решётчатые ворота под арочным проёмом были прикрыты, но не закрыты, и я с некоторым душевным трепетом вошёл через них во двор.

В первый момент я даже опешил. "Где же двор?" - подумал я, - так поразила меня представшая передо мной картина. Правая часть двора была сплошь завалена деревянными бочками разного размера, где в два, а где и в три этажа. От них шёл довольно сильный аромат, в котором улавливались запахи вина, пива, рыбы и, пожалуй, протухших огурцов. В этом загромождении удалось глазами в дальнем правом углу двора отыскать еле заметный проход к лестнице, ведущей на балкон.

Прямо перед воротами у противоположной стены стояли две старые грязные грузовые машины, по всей видимости, отслужившие свой век. Левая сторона двора была чуть свободней: там были сложены пустые ящики, частично расколоченные, и две или три довольно высокие стопки старых дисков с резиной от грузовых машин. Ещё я заметил окрашенную в ярко-голубой цвет водяную колонку, которой раньше не было. К стене дома, слева от ворот, были прислонены какие-то металлические конструкции, состоящие из сеток, решёток, полок, стеллажей. Рядом со входом на лестничную клетку, в левом дальнем углу двора я увидел небольшие металлические ёмкости цилиндрической формы, тоже окрашенные в ярко-голубой цвет, предназначенные для мусора и домашних отходов, и тут же на площадке недалеко от них валялись банки из-под консервов, пустые бутылки, какое-то тряпьё и множество бумажной макулатуры. "Боже мой, - подумал я, - во что же превратили наш двор! Как же тут живут люди?" Постояв несколько минут в крайнем недоумении и нерешительности, я не отважился перейти через двор и подняться на второй этаж, а очень расстроенный, повернул обратно и вышел со двора. Пройдя вдоль стены дома шагов двадцать влево, очутился опять у входной парадной двери, вошёл в неё и увидел перед собой сотни раз пересчитанные 12 ступенек, за которыми следовал поворот налево, ещё 12 ступенек, опять поворот налево и последние 7 ступенек. Здесь я тренировал свой шаг и прыжок, постепенно увеличивая число ступенек, которые могу преодолеть одним махом вверх и вниз. Спотыкался, разбивал коленки и локти и снова принимался за упражнения. Сейчас я поднимался очень медленно, будто здороваясь с каждой ступенькой и спрашивая: "Как вы себя чувствуете? Кто теперь по вам ходит или прыгает?" Я осознанно оттягивал момент встречи со своей квартирой, сам не понимая почему. То же самое происходило в прошлый раз, когда я не дошёл даже до дома. Только потом я понял, чего я боялся: я боялся увидеть ту же обстановку, ту же мебель, те же нехитрые предметы домашнего хозяйства, которые меня окружали и которые являлись как бы частью меня самого, всей нашей семьи. Но дальше оттягивать было некуда. Вот и лестничная площадка, справа - дверь в нашу квартиру, слева - к Мартиросовым, а прямо - на наш общий внутренний балкон. В прежнее время этим ближним входом мы пользовались очень редко, чаще всего дверь была заперта, и мы проходили к себе через балкон. И сейчас первым движением было пройти так же, когда вдруг вспомнил, что тогда придётся увидеть этот жалкий двор, но уже сверху. Поэтому я робко постучал в правую дверь, подождал чуть и, открыв её, вошёл в тёмный коридорчик, оставив дверь приоткрытой, чтобы ненароком не споткнуться обо что-нибудь. Слева вдоль стены я увидел топчан с какими-то узлами, прикрытыми металлическим корытом для стирки. Справа - дверь в нашу комнату. Постучался и прислушался, чтобы угадать, идёт ли кто-нибудь. Дверь вдруг довольно резко открылась, чуть не сбив меня с ног, и в её проёме появилась фигура довольно высокой пожилой женщины с распущенными полуседыми волосами. Увидев незнакомого человека, она буквально крикнула мне в лицо: