Аркадий Кудря - Фердинанд Врангель. След на земле

Упомянем о новых учреждениях и преобразованиях в администрации, почин которых принадлежит В., именно: 1) образование технического комитета; 2) назначение морских офицеров городовыми начальниками в портах на Черном и Азовском морях; 3) преобразование адмиралтейств совета в тот вид, в каком он ныне находится, и 4) заявление, в особой записке, о необходимости и пользе развить на Черном и Каспийском морях купеческий транспортный флот из сильных пароходов, для чего необходимо основать привилегированное акционерное общество с пособием от казны. Возникавшие при его решительном и прямом характере столкновения и непомерное напряжение надломили, однако, силы В.: в апреле 1857 г. он отправился для лечения за границу. В июне В. был уволен от должности управляющего морским министерством и назначен членом государственного совета. В это время по всем отраслям государственного управления предпринимались существенные преобразования: освобождение крестьян, судебная реформа, уничтожение откупа, введение единства кассы, государственный контроль и многие другие. Не обладая ораторским талантом, В. свои взгляды на обсуждавшиеся вопросы излагал преимущественно в мемуарах и записках, которые давал читать избранным сочленам, и некоторые из его записок послужили поводом к изменению предрешенных мероприятий. Возобновившийся в 1864 г. прежний недуг заставил В. оставить служебные занятия. После 2 лет, проведенных в чужих краях, он окончательно поселился в своем имении, но и в деревенском уединении принимал живое участие в злобах дня и делился своими мнениями, основанными на обширной опытности, в переписке со своими друзьями. Он скончался, будучи проездом в Дерпте, 25 мая 1870 г. от разрыва сердца, на 84-м году жизни. Главнейшие из его сочинений суть: «Очерк пути из Ситхи в С.-Петербург» (1836); «Историческое обозрение путешествий по Ледовитому океану» (1836); «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю» (1841).

В майский день 1820 года в столицу Сибири Иркутск въехали два почтовых экипажа. Путники, четверо молодых флотских служащих, лишь полтора месяца назад покинули Петербург, но так как начальник их, лейтенант Фердинанд Врангель, имел при себе сопроводительный документ, подписанный высоким чином из морского министерства, на станциях моряков обслуживали в первую очередь, лошадей давали крепких и резвых, и, несмотря на распутицу и разливы рек, бодро настроенный отряд двигался в края холодные с завидной скоростью, наперегонки с весной.

Среди немногих иркутских горожан, заранее, в силу служебного положения, уведомленных о предстоящем прибытии северной экспедиции, был и начальник тамошнего адмиралтейства флотский лейтенант Матвей Иванович Кутыгин. Ему и довелось первому встретить путников и позаботиться об их жилье. С присущим сибирякам гостеприимством он предложил начальнику отряда и штурману Прокопию Козьмину остановиться в его доме. Двоих же их спутников, матроса первой статьи Михаила Нехорошкова и Степана Иванникова, устроил на постой по соседству.

Помимо цеховой солидарности, предписывающей людям одной профессии помогать друг другу, для радушного приема гостей у Кутыгина были и личные мотивы. При встрече Врангель вручил ему рекомендательное письмо от младшего брата Федора Кутыгина, и, жадно прочитав послание, Матвей Иванович с восторженной непосредственностью вскричал:

— Так вы ж с Федькой-то моим из одного котла щи хлебали! Вот радость-то, вот уж не знал и не ведал!

За быстро приготовленным ужином разговор по инициативе хозяина зашел о кругосветном плавании гостей на шлюпе «Камчатка» в компании с его братом, лейтенантом Федором Кутыгиным.

— И как Федя, не сплоховал ли где? — настырно вопрошал Матвей Иванович, и голубые его глаза на широком добродушном лице задорно щурились, словно и сам понимал, что брат его в дальнем походе сплоховать не мог и вопрос задан лишь для того, чтобы услышать о родиче похвальное слово.

— У капитана нашего, Василия Михайловича Головнина, никаких претензий к Федору Ивановичу не было, — отвечал Врангель. — По капитанской инструкции каждому офицеру, боцману, гардемарину определялось при маневрах свое место, и наше с Федором было на шканцах. Когда шторма у мыса Горн захватили, в одной, так сказать, связке от них отбивались.