Константин Путилин - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

¾ Вот!! — обращаясь ко мне, произнес палач. — Ваше высокоблагородие, вот где моя сила!

Надо было как-то закончить эту дикую сцену. Я спросил Грядущего, имеет ли для него какое-то значение, куда бы его назначили для исполнения этих обязанностей, и получил ответ:

¾ Я бы желал назначения в один из больших городов, там практики больше!..

Узнав затем от него же, что сам он из Тверской губернии, я попробовал было заметить, что ведь для испытания способностей его могут послать именно в Тверскую губернию, а там, может быть, к его несчастью, придется наказывать не только односельчанина, но даже родственника. На это зверь-человек с особенным достоинством возразил:

¾ Да если бы и отца родного пришлось наказывать, так я не пощажу... А ежели он перенесет тридцать ударов, то я буду просить начальство сечь меня, покуда сам не помру...

Сказать правду, мне стало грустно и тяжело... Да и устал я от этой бездны, как мне тогда казалось, человеческой жестокости и бездушия...

Я поднялся с места.

¾ Вот что, братец, — сказал я Грядущему. — Назначение в палачи от меня лично, как ты знаешь, не зависит. О твоем желании и о том, что я видел, передам начальству. Как оно решит, так и будет...

Претендующий на должность палача и его кум поклонились мне и предупредительно бросились подать пальто. Подавая его, Грядущий, однако, заговорил опять:

¾ Ваше высокоблагородие, когда же мне примерно ожидать решения?. Потому что, ежели что, то я согласен и на преступление-с...

¾ Это на какое? — невольно спросил я.

¾ Да так себе... Отвезу Платера в гости, а сам отправлюсь в Шлиссельбург. Продам там лошадей и карету, явлюсь в Новгород, объявлю, что я — непомнящий родства, бродяга. Посадят меня, значит, в тюрьму, а там я и заявлю начальству, что желаю быть заплечным мастером...

¾ Ну, это ты всегда успеешь сделать, — сказал я, и собрался уже совсем уйти, как кумовья, что-то вспомнив, опять захлопотали.

¾ Ах ты, Боже мой! — воскликнули они. — Да что же это мы!.. Ваше высокоблагородие, выкушайте водочки, вина, закуски, чего душе вашей угодно... Может, прикажете, что на дом прислать?!..

Но я уже ушел.

На другой день, явившись к бывшему в то время обер-полицеймейстеру графу Петру Андреевичу Шувалову, я подал ему докладную записку обо всем рассказанном выше. Прочитав ее, граф развел руками и сказал:

¾ Вот подите же!.. Ведь почтенного адмирала я хорошо знаю. Припоминаю, кажется, даже его кучера... Вот вам и загадка. Сидишь себе в собственном экипаже и не знаешь, что за человек такой перед тобой на козлах сидит... Впрочем, обо всем этом я переговорю лично с адмиралом и обо всем ему сообщу.

Несколько дней спустя граф вызвал меня и сказал, что кучер адмирала Платера отослан на испытание в госпиталь, и поручил мне узнать от госпитальных врачей, какого они мнения об этом человеке.

На следующий день утром, при разборе мною в участке арестованных, тот же мой вестовой, Сергей, сообщил мне на ухо, что человек, недели полторы назад давший ему тридцать копеек, теперь дал ему уже полтинник, лишь бы он доложил мне о нем.

Я велел его впустить. Дорожкин (кум палача-любителя), держа в каждой руке по кульку, вошел и повалился мне в ноги. Из его слов я понял, что он выражает мне благодарность за якобы уже состоявшееся определение его кума на должность палача, так как он слышал, что Грядущего увезли уже куда-то на «пробу»... Кульки были, конечно, «благодарностью» кума.

К этому куму, прогнав Дорожкина, я и отправился в здание госпиталя.

В то время в госпитале служил знаменитый впоследствии профессор Антон Яковлевич Красовский, который и провел меня в камеру, где в качестве испытуемого содержался наш воображаемый заплечных дел мастер — кучер Семен Грядущий.

Он встретил меня низкими поклонами и с выражением особенной признательности за определение его на должность палача.

¾ Здесь меня уже пробуют, ваше высокоблагородие, гожусь я или нет, — заявил он. И тотчас же попросил у дежурного врача позволения испытать при мне свои способности. Эта просьба была тут же исполнена.

Его вывели в палисадник, где была приготовлена кукла в человеческий рост. Семену выдали мочальный плетеный кнут наподобие плети, и он, как следует, начал показывать свое искусство...

Он не сразу приступил к этому акту, а попросил позволить ему нарядиться в соответствующий костюм. Это ему было разрешено, и минут через пять Семен вместо серого халата явился в том самом наряде, в котором он впервые предстал предо мною в «Золотом якоре».