Это прекрасные строки, одновременно захватывающие и мелодичные, полные гармонии и легкости. Одним из несчастий По являлось то, что никто из современников не понял, насколько хороша его поэзия. Он был в буквальном смысле обречен на непонимание. За следующие четырнадцать лет он не опубликовал ни одной книги стихов.
В предисловии к сборнику, названному им «Письмо к мистеру —», По изложил свое поэтическое кредо, которого потом придерживался всю жизнь. «Поэма, как я думаю, — пишет По, — может быть противопоставлена научной работе в том смысле, что непосредственная ее задача — наслаждение, а не истина; она может быть противопоставлена также роману в том смысле, что ее задача — неопределенное наслаждение вместо определенного, и она остается поэмой лишь в той мере, в какой эта цель достигнута». Далее он утверждает, что поэзия действует через «посредство неопределенных ощущений, для достижения чего существенное значение имеет музыка, ибо воспринимание нежного звука есть самое неопределенное из наших восприятий». [12] Здесь и далее перевод К. Бальмонта.
Это одно из первых определений «искусства ради искусства», которое благодаря По оказало глубочайшее влияние на французскую поэзию XIX столетия; вывод же о музыкальном воздействии поэзии предвосхитил подобные же воззрения Уолтера Патера, [13] Уолтер Хорейшо Патер (Пейтер, 1839–1894) — английский эссеист и искусствовед, главный идеолог эстетизма — художественного движения, исповедовавшего девиз «искусство ради искусства» (Оскар Уайльд, Джордж Мур, Обри Бердсли).
высказанные последним через сорок шесть лет.
Так как в Нью-Йорке молодой поэт остался без поддержки, в мае он отправился обратно к балтиморским родственникам. Жизнь на Меканикс-роу показалась ему все такой же бедной и беспорядочной, как прежде, однако положение еще усугубляла чахотка брата. Семейная болезнь. По разделил угловую мансардную комнату с несчастным, который и умер в этой комнате в августе того же года. Генри По подорвал свое здоровье «злоупотреблением спиртными напитками» и скончался в возрасте двадцати четырех лет. В письме, написанном двумя годами раньше, По признавался, что «нет ничего крепче братских уз — и суть не в том, что братья любят друг друга, а в том, что они любят одну и ту же мать». Со смертью Генри вновь умерла Элиза По.
Его тетя Мария Клемм — личность неоднозначная, единственный человек, пытавшийся поддержать семью в этот тяжелый период. Она была экономной хозяйкой, умела шить и штопать, была искусной кулинаркой, то есть являлась «опорой» семьи, которая приняла По, сделавшегося ее неотъемлемой частью. Всю оставшуюся жизнь По полностью и во всех затруднительных случаях полагался на Марию Клемм. За что она неизбежно расплачивалась репутацией то ли попрошайки, то ли прихлебательницы. Ей был сорок один год, когда в их семье объявился По, ее отличали мужеподобность, высокий лоб и твердый подбородок. И по некой неизвестной причине Мария получила прозвище Распустеха.
Вирджинии, дочери Марии Клемм, исполнилось девять лет, когда По вернулся в Балтимор. Он звал ее Сисси — сестренка. Она была еще совсем дитя, куколка с очень бледным лицом, маленькая, пухленькая, с большими глазами и черными, как вороново крыло, волосами, которые приворожили По.
Даже когда она стала его женой, он продолжал звать ее Сисси.
В первые месяцы своего пребывания в Балтиморе молодой По попытался устроиться учителем в местную школу, однако его не взяли. Тогда он решился использовать последнее, на что был способен, — зарабатывать деньги своим пером. Начал писать рассказы и даже, возможно, репортерствовал в провинциальных газетах. Тем не менее он оставался нищим. В ноябре По написал Аллану о том, что «одиннадцать дней провел в тюрьме за долг, о котором понятия не имел», и просил денег. Две недели спустя Мария Клемм повторила его просьбу, написав еще одно письмо, в котором утверждала, что «он в ужасном положении из-за вашего нежелания ему помочь». Однако никакими свидетельствами об аресте или задержании По в то время мы не располагаем. Если все это было уловкой, чтобы выманить деньги у Аллана, тогда совершенно ясно, что миссис Клемм пользовалась полным доверием По. В конце года он написал еще два письма бывшему опекуну. В первом он утверждал, что «из-за болезни и неудач в нем не осталось ни капли гордости». «Я признаю, что несчастен и недостоин вашего внимания, однако не оставляйте меня умирать, не подав мне хотя бы надежду на вашу помощь». Две недели спустя он опять написал Аллану, умоляя о помощи: «Во имя любви, которую вы питали ко мне, когда я сидел у вас на коленях и звал вас отцом».
Читать дальше