Виктор Петелин - Жизнь Шаляпина. Триумф

Так было и в самом начале творческого пути. Так продолжалось и теперь, когда он начал готовиться к созданию образов Алеко в одноименной опере Рахманинова, Добрыни Никитича в одноименной опере Гречанинова и Демона в одноименной опере Рубинштейна…

А пока Шаляпин по приглашению Горького и антрепренера А.А. Эйхенвальда отправился вместе с Иолой Игнатьевной в Нижний Новгород, где уже 18 августа в Большом ярмарочном театре выступил в «Фаусте», 19 августа в «Русалке», 21 августа в опере «Жизнь за царя»…

С каждым днем пребывания в Нижнем Новгороде Шаляпин все больше узнавал о Максиме Горьком и его кипучей деятельности против самодержавия в России. Казалось, что поток людей, идущих по тем или иным делам к Горькому, бесконечен. Сначала Шаляпин подтрунивал над другом, никак не мог понять, когда же он работает над своими сочинениями, но вскоре выяснил: ночью. Какое же здоровье надо иметь, чтобы вот так беспощадно к самому себе тратить его на общественные дела… Из разговоров с самим Алексой, его женой, милой и доброй Екатериной Павловной, от друзей, с которыми Горький его знакомил, многое узнал и столько нового открылось ему… И на многое он посмотрел другими глазами.

Федор Иванович по природе и характеру своей профессии не очень-то глубоко вникал в законы окружающего мира, видел нелепости, грубость силы чиновного департамента, стремившегося к подавлению свободы личности и ее прав, протестовал, если усматривал нарушение прав личности, но, добившись известного положения, богатства и славы, он порой плыл по течению жизни, склонный пользоваться приобретенными тяжким трудом ее благами. Но сейчас, в Нижнем Новгороде, Шаляпин все чаще задавал себе вопрос: почему Горький, тоже получавший большие деньги за свои сочинения, за спектакли в театрах, созданные им не менее тяжким трудом, тратит большую их часть на то, чтобы поддержать людей, стремившихся свергнуть существующий строй, скинуть царя, его министров, полицейских и жандармов.

Что толкает людей на сопротивление властям? Неужто только сословные противоречия? Шаляпин не раз уж испытывал некоторые невыгоды своего крестьянского происхождения… Не раз вспоминал знакомство с Михаилом Врубелем, первые разговоры с ним и первые столкновения, вызванные разными мнениями по принципиальным вопросам.

Однажды, слушая снисходительные объяснения Врубеля, Шаляпин взорвался и бросил этому щеголю, что он ведет господские разговоры. А тот, ничуть не смущаясь, подтвердил: «Да, я веду господские разговоры». Произнес эти слова спокойно, уверенно, с чувством превосходства. Мог ли стерпеть он этот барский тон в разговоре? И Шаляпин до сих пор помнит, как он возмутился, бросив в присутствии Коровина и Серова, по своему происхождению тоже из господ, яростные, протестующие слова: «Что за господа! Пороли народ и этим жили. А вы знаете, что я по паспорту крестьянин и меня могут выпороть на конюшне?» Конечно, эти слова слетели сгоряча, он и тогда знал, что его не выпорют на конюшне, но так уж получилось, сейчас-то он бы по-другому сказал… Но самое обидное было сказано Врубелем в ответ на его обвинения в адрес господ: «Это неправда. После реформ Александра Второго никого, к сожалению, не порют». – «Как – к сожалению? – Шаляпин отчетливо вспомнил свои слова, брошенные Врубелю в тот миг ярости. – Что это он говорит, какого барина он тут из себя представляет!» Этого столкновения никогда он не забудет, потом-то отношения восстановились, и Врубель немало сделал для тех опер, которые шли в Мамонтовском театре и в которых Шаляпин играл заглавные роли, но тень отчужденности всегда лежала между ними. Коровин и Серов после этого столкновения объяснили Шаляпину, что Врубель знает восемь языков, с золотой медалью окончил Ришельевскую гимназию в Одессе, два факультета, юридический и историко-филологический, Петербургского университета… «Врубель – аристократ», – не раз подчеркивал и Мамонтов. Но почему у аристократов больше прав, чем у крестьян? И в наше время они по-прежнему позволяют себе вести господские разговоры, полные снисходительности и желчи к тем, кто не читает Гомера в подлиннике…

Или совсем уж недавний случай, размышлял Федор Иванович. Выдалась у него свободная неделя. Зашел к Коровину, зная, конечно, что в эти весенние дни он, заядлый охотник, собирается на природу. Захотелось и ему, Шаляпину, побыть на природе, подышать свежим воздухом, пожить простой жизнью и пообщаться со старым другом. Константин Алексеевич, как всегда добрый и отзывчивый, понимающий с полуслова своих друзей и их надобности, тут же предложил Шаляпину поехать с ним в его имение поохотиться. Вслед за Шаляпиным вошел и Павел Александрович Тучков, приятель Коровина, давний его спутник по охотничьим тропам, горячий поклонник цыганского пения и сам хорошо исполнявший под собственный аккомпанемент гитары цыганские песни, словом, цыганоман, но, кроме того, он был известен в деловых и чиновных кругах как камергер и председатель Верейской уездной управы Московской губернии. Известно Шаляпину было и то, что Тучков принадлежал к старинному дворянскому роду, просадил немалые наследственные капиталы на цыган, а жена его, племянница Саввы Мамонтова, занималась просветительской и благотворительной деятельностью. К тому же Тучков любил вспоминать, как его дед, генерал, отличившийся в Отечественной войне 1812 года, попал под Смоленском в плен… Наполеон, обходя пленных, обратил внимание на храброго генерала, остановился перед ним. «Вы, кажется, француз? – спросил генерал Тучков Наполеона. – Я ранен, мне трудно стоять». И Наполеон Бонапарт тут же приказал поставить русскому генералу Тучкову кресло… Павел Александрович любил рассказывать этот эпизод, и в голосе его слышалась гордость за своего славного предка, по всему чувствовалось, что он вообще гордится своим происхождением. Но дело не в этом. Если б только этот эпизод, может, Шаляпин и не вспоминал бы Павла Александровича Тучкова здесь, в Нижнем. Павел Александрович всплыл в памяти совсем по другой причине… Пусть люди гордятся своими славными предками, если они что-то полезное сделали для своей России. Шаляпин вспомнил этот весенний день и сборы Коровина на охоту…