Сначала Шаляпину льстило такое внимание заграничной публики, а вскоре попривык, и захотелось куда-нибудь спрятаться и просто отдохнуть от недавних концертов и выступлений, от всего недавнего в России, которое воспринималось сейчас как кошмарный сон… Лишь морщины да первые седины напоминали Шаляпину, что все пережитое за годы революции и гражданской войны – не сон. Прогулка по палубе быстро наскучила, он почувствовал себя отдохнувшим. И Шаляпин, заглянув в уединенное место на палубе, к своему удовольствию увидел пустое и одинокое кресло и плюхнулся в него… Устал… Так надоела суета последних дней, недель… Еще в августе Шаляпин вместе со своим костюмером-одевалыциком Николаем Хвостовым выехал «на предмет обследования подготовки практического разрешения вопроса о вывозе русского искусства за границу», как говорилось в его командировочном удостоверении, подписанном народным комиссаром по внешней торговле Красиным. А перед этим, полтора года тому назад, в Ревеле, он дал три концерта, которые обратили внимание со стороны импресарио. Оказывается, Шаляпин живой и здоровый, по-прежнему прекрасно поет… Так возникли новые предложения о гастролях в европейских и американских городах… И вот уже позади Рига, Хельсинки, Лондон, Копенгаген, снова Лондон, Шеффилд… Появились деньги, настоящие деньги, обеспеченные золотом…
Как хорошо, что он плывет в Америку, свободную страну, богатую, и как хорошо, что у него много контрактов подписано, значит, жизнь его снова будет обеспечена, но только удастся ли ему на следующие гастроли взять всю свою семью, хотя бы петербургскую… Московская еще не готова уехать, мальчики и Танюшка заканчивают учебу в средней школе… Как тяжко было все это время жить на две семьи: живешь в Питере, сердце болит о московских детях, да и Иола Игнатьевна по-прежнему близка ему; приедешь в Москву, все время думаешь – а как там в Питере. Извелся, измотался душой, сердце стало побаливать, уж не говоря про сахар, которого прибавилось в крови… Годы, годы стали давать о себе знать… И как хорошо, что советские власти одумались и свернули вновь на дорогу цивилизованных народов. А то ведь три с половиной года тому назад, как только взяли власть в свои руки, так сразу же объявили, что строят коммунизм, решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению. Заключили Брестский мир, отдали пол-России, надеялись тем самым отодвинуть военную опасность, а крестьян принудить по разверстке отдать нужное властям количество продуктов, и главным образом хлеба, а власти его распределят по заводам и фабрикам, – и выйдет в России коммунистическое производство и распределение. Но крестьяне думали по-иному, их не удалось уговорить, более того, под нажимом советской власти крестьяне качнулись на сторону белых повсеместно, поддержали Колчака, Деникина, Юденича, которые зажали Москву и Петроград в кольцо блокады, вот-вот думали взять обе столицы и полностью разделаться с большевиками. Социалистический учет и контроль, возражал Горький, нельзя вводить, когда республика была ослаблена отчаянным военным положением, когда сама советская власть висела на волоске, а большевики стали экспериментировать и действовать по азбуке марксизма, не учитывая конкретного практического опыта реальных событий. Главной задачей и целью считали как можно быстрее уничтожить классы помещиков и капиталистов, а заодно с ними и кулаков. Ленин, Троцкий, Зиновьев и другие деятели большевиков призывали свергнуть эти остатки средневековья, очистить Россию от этого варварства, от этого позора, от этого величайшего тормоза всякой культуры и всякого прогресса в нашей стране. И действительно, эту чистку проделали гораздо решительнее, быстрее, смелее, успешнее, шире и глубже, чем Великая французская революция свыше 125 лет тому назад. Во времена красного террора было уничтожено много тысяч рядовых и выдающихся помещиков и капиталистов, в сущности, сняли голову России, а потом, вот в эти дни, стали плакать по волосам, обвиняя себя в ошибках того времени… Одумались тогда, когда из России началось повальное бегство лучших ее сыновей: ученых, артистов, писателей; одумались тогда, когда всемирно известный ученый-физиолог Павлов написал Ленину письмо с просьбой выпустить его за границу, ибо в России он умирает с голоду и не может продолжать свои эксперименты; одумались тогда, когда революционный Кронштадт потребовал удалить большевиков из Советов, и прочая и прочая… Догматики и фантазеры, стоявшие у кормила власти в России, поставив перед собой цель очистить социальные отношения от средневековья, от крепостничества, от феодализма, настолько перестарались, что за эти годы, да какие там годы, за несколько недель, как сами они хвастались, начиная от 25 октября 1917 года до разгона Учредительного собрания 5 января 1918-го, новые правители сделали в этой области в тысячу раз больше, чем за восемь месяцев своей власти сделали буржуазные демократы, либералы и меньшевики с эсерами после Февральской революции…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу