Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

…Луговой неторопливо, во всех подробностях вспоминал тот первый вечер у Шолоховых. Людей было немного – все домашние, сестры Марии Петровны, несколько гостей. После скромного ужина в горнице начались танцы. Михаил Александрович был их «заводилой»: он танцевал и пел увлеченно, так же как и все, что он делает.

– Пел он прекрасно, – говорит Петр Кузьмич. – В перерыве между танцами, бывало, затянет родную казачью, донскую. Слух у него чудесный, и голос в ту пору был звонким: «дишканил», как говорят на Дону, мастерски! Жаль, что тогда магнитофонов еще не было.

Вот так, собственно, и состоялось наше знакомство. На «ассамблеях», как эти вечера прозвал Михаил Александрович, обычно собиралось все «товарищество». Кстати, здесь он впервые читал нам отрывки из «Тихого Дона». Признаться, я слышал много умелых чтецов, но так, как всем сердцем читал молодой, словно просвеченный огнем писатель, – так, пожалуй, мне еще не доводилось слышать… Вместе мы справляли все праздники, в том числе и детские. К ним Шолохов даже писал специальные стихи, которые у меня где-то хранятся. Вот так и свела нас жизнь, так она сблизила все «товарищество».

В эти предвесенние, напоенные ожиданием солнца дни в Ростове-на-Дону я много раз встречался с Луговым. Приходил к нему на квартиру, заглядывал и он ко мне в гостиницу. И каждый раз, усаживаясь поудобнее и набивая табаком неизменные гильзы, бывший вешенский секретарь обстоятельно, неторопливо возвращался к рассказу о Шолохове. Рассказывал он подробно, не скрывая своего увлечения предметом беседы, хотя вел ее с той открытой мужской сдержанностью, которая позволяла лишь в самой малой мере коснуться уз партийного товарищества: Луговой был одним из коммунистов, рекомендовавших Шолохова в партию.

– Как это было? Да очень просто. В ту пору я уже немного знал Шолохова, с большим наслаждением прочитал его «Донские рассказы», «Лазоревую степь», первые две книги «Тихого Дона». Признаться, мою душу взволновал светлый шолоховский дар, его чистая правдивая натура, его жажда народного счастья. Я уже знал, как он живет, трудится, как целыми днями пропадает он в бригадах, пристально вглядываясь в первые шаги вешенских колхозов. Все волновало писателя. И ко всему, что происходило в станице, он относился по-партийному, этот тогда еще молодой беспартийный писатель, – продолжал Луговой. – И вот – это было ноябрьским вечером 1930 года – я спросил Шолохова, как он относится к вступлению в партию.

– Я давно об этом думаю, и у меня уже есть два поручителя. Один из них писатель Серафимович, – ответил Михаил Александрович..

– В ту пору полагалось иметь пять поручителей. Поэтому я и сказал Шолохову, что недостающие рекомендации он сможет подыскать в самой станице. И они, конечно, быстро нашлись. Рекомендации в партию Шолохову дали старый коммунист Кулаков, завэлектростанцией Огнев и я. Спустя день Михаил Александрович принес в райком заявление, а еще через несколько дней открытое партийное собрание в Вешенском Доме культуры единодушно приняло его кандидатом в члены нашей партии. Между прочим, во время этого собрания, помнится, один из коммунистов, кажется, агроном Шевченко, упрекнул Шолохова в том, что он почти не пишет о рабочих.

– Я пишу всегда лишь о том, что хорошо знаю, – откровенно признался чуть смущенный писатель. – Вот сейчас я сижу над «Тихим Доном»… А книга о рабочем классе – это, возможно, одна из будущих работ. То, о чем пишешь, надо знать непременно очень хорошо, насквозь знать…

На следующий день секретарь Вешенского райкома партии Петр Луговой вручил Михаилу Шолохову карточку кандидата в члены партии. Писатель принял ее из секретарских рук со скрытым волнением, хотя ничего тогда и не сказал. Но Петр Кузьмич ощутил это душевное состояние Шолохова и по всему понял, что молодой коммунист готов отдать все свои силы делу нашей партии.

– Спустя некоторое время Шолохов стал членом партии. И я вручил ему партийный билет, – говорит Луговой. – Я знал и был уверен, что Шолохов всегда останется верным долгу коммуниста. С этой поры мы еще больше сблизились, беседы стали более доверительными, сердечными, разнотемными и, конечно, много говорили о литературе. Сначала мы были с Шолоховым на «вы», а потом как-то само по себе пришло дружеское «ты». И вот однажды летним вечерком, прогуливаясь по станичной улице возле его дома, мы заговорили о его литературных занятиях.