Отца Георгия Флоровского эти перемены очень беспокоили, и между ним и Александром все чаще происходили конфликты из — за непонимания и абсолютно противоположных взглядов на значение и будущее семинарии. В конце концов стало ясно, что ситуация безвыходна. Сначала уехали мы — в полную неизвестность. Но вмешались директора семинарии, и отец Гооргий переехал в Принстон, чтобы преподавать там в университете, а профессор Верховской и Александр стали искать новое и постоянное место для семинарии. Одну из комнат в нашей квартире превратили в библиотеку. Как отличалась она от сегодняшней великолепной библиотеки в Крествуде! Семинария уже не могла поместиться в нескольких квартирах.
В жизни нашей семьи тоже происходили перемены. Дети росли. За Аней, нашей старшей, ухаживал один из семинаристов, Фома Хопко, и она принимала его ухаживания, вследствие чего с нашей собакой гуляли чаще и дольше, чем со всеми другими собаками в городе. Окна комнат и Ани, и Фомы выходили на 121–ю улицу, они поставили свои столы так, чтобы видеть, когда кто — то из них выходил на улицу. Аня выводила собаку, и Том оказывался рядом с ней буквально через минуту, гуляли они долго.
Все это время я работала полный день. Начала я работать почти сразу же по приезде в Америку и проработала более сорока лет.
Отец Иоанн Мейендорф каждую вторую неделю проводил в Вашингтоне, в Центре византийских исследований в Думбартон — Оукс, потому что на жалованье, которое он получал в семинарии, семью прокормить было невозможно. Его жена растила четырех маленьких детей, жили они в маленькой темной квартирке. Семья Верховских жила прямо под нами. Все мы регулярно боролись с нашествиями тараканов, пока не поняли, что дезинфекцию следует проводить одновременно во всех квартирах, а то тараканы совершенно безмятежно уходили из квартиры, где их хотели выморить, в другую. Все эти заботы не мешали нашей близости, нашему переживанию жизни как ежедневного приключения.
Каждое лето мы проводили в Лабель, ведь и у меня, и у Александра летние каникулы были очень долгими. Александр любил писать на природе, там его труд был особенно продуктивным. Воду мы брали из колодца, туалет был на улице, и, конечно, у нас не было телефона. Но с каждым годом наша жизнь там совершенствовалась. Сначала мы купили за гроши кусок земли. На следующее лето местные фермеры построили для нас дом, архитектором которого была я! До сего дня этим домом пользуются мои внуки, правнуки и дочь Аня с мужем. Для детей это был и есть их первый настоящий дом, их корни. Вероятно, из меня вышел неплохой архитектор! Теперь у Сережи с Маней и у Маши в Лабель есть свои дома, так как вся наша большая семья уже не помещается в одном.
Как я уже писала, я преподавала французский язык сначала в Chapin School, а потом в школе Спенс, где после многих лет в 1975 году меня выбрали директором. Я наслаждалась новой работой, мне нравилось руководить школой. Но вскоре я заболела и перенесла две операции на головном мозге. Это подорвало мои силы, и через четыре года я ушла с поста директора и вернулась к преподаванию, приняв приглашение другой частной школы, где и проработала тринадцать счастливых лет до ухода на пенсию.
Мы жили недалеко от Гарлема, района, населенного черными, начинающегося со 125–й улицы. Однажды Александр шел по одной из гарлемских улиц, и с ним заговорил нищий, высокий черный мужчина с добрым лицом: «Святой отец, прошу Вас, мне бы хотелось с Вами поговорить». Александр сунул руку в карман, протянул ему деньги и сказал, чтобы тот купил себе какой — нибудь еды. «Нет, нет, святой отец, — ответил мужчина. — Мне не нужны Ваши деньги. Я просто хотел бы поговорить с Вами». Александр повел его в кофейню, заказал кофе с булочками и спросил, о чем тот хочет поговорить. «Святой отец, объясните мне, что такое Святая Троица. Кто Они, и почему Их трое?» Александр навсегда запомнил этот разговор, он считал это самой важной богословской, человеческой и божественной встречей в своей жизни и часто задумывался о том, был ли он на высоте, достаточно ли хорошо он ответил на вопрос нищего, получил ли этот человек то, чего так искал.
Александр не раз встречался с жителями Гарлема, и они всегда относились к нему большим уважением из — за его священнического одеяния и с благодарностью за то, что Александр относился к ним как к равным.
Я уже писала, что Александр вел еженедельную передачу для Советского Союза на радио «Свобода».
Сначала он писал проповеди, потом и передачи на литературные темы — комментарии на произведения русской литературы, размышления о трудах Тейяра де Шардена, творчестве Франсуа Мориака, Жана — Поля Сартра, русских поэтов, таких как Пушкин и Ходасевич, и, конечно, о Достоевском. Александр рассказывал о Коране, об иудаизме, о христианстве, и все это отражало его глубокий интерес к любому человеческому творчеству.
Читать дальше