Василий Молоков - Родное небо

Ступени к высоте

В тяжелое время пришлось мне учиться. Шел 1920 год. В стране - разруха, голод, еще идут бои на фронтах гражданской войны. А молодая Советская республика уже начала готовить кадры для отечественной авиации.

Школу морских летчиков перевели вскоре из Нижнего Новгорода в Самару. Обосновались мы на берегу Волги. Для жилья и учебы отвели нам небольшой двухэтажный дом. Баржа с крышей служила ангаром. Там размещалось наше хозяйство - четыре гидросамолета М-5. Обслуживающего персонала тогда не было. Все делали сами курсанты - мыли, красили самолеты, ремонтировали моторы, спускали машины на тележке в воду. Один самолет обслуживало шесть-семь курсантов.

День начинался с учебных полетов. Давно уж отслужившие свой срок машины, слабенькие моторы, часто отказывавшие в работе... Поэтому в воздухе мы находились, как правило, не больше десяти минут. Мешали неполадки: то цилиндр соскочит, то тросы перетрутся. Приходилось вытаскивать самолет из воды на баржу и целый день ремонтировать. В вечерние часы мы удили с баржи рыбу, чтобы хоть немного посытней сделать наш ужин. Иногда даже стерляди попадались. Но мне в рыбной ловле не везло. Так за день уставал, что засыпал с удочкой в руке, не дождавшись клева.

Питались мы скудно, мерзли в нетопленном помещении, но упорно одолевали все тринадцать предметов программы. Не легко было с моим-то образованием изучать теорию! Выручало лишь то, что ранее прошел основательную практику, будучи авиамехаником. Да еще математика давалась легко.

Признаюсь, вначале мне совсем не хотелось быть летчиком. Я больше любил возиться с машинами, очень интересовали меня моторы. Полеты казались мне слишком спокойным занятием. Не знал я тогда, какого сверхчеловеческого напряжения всех сил и способностей потребует от меня самолет!

А пока летаю с инструктором, рассеянно слушаю его указания. На разборе полетов кому больше всех замечаний? Молокову. Зажимает ручку, нет координации движений. Невнимателен. Конечно, мои неудачи отчасти можно было объяснить и тем, что я отстал от товарищей по учебе из-за болезни - недели две или три пролежал в тифу. Он ведь многих тогда косил.

Вечерами в нашей комнате с воодушевлением обсуждали полеты, огорчались неудачам, радовались первым успехам. Молодой задор, азарт, увлеченность моих товарищей передались и мне. И так захотелось не отстать от них! "Что же, я хуже других? Научусь летать!" - решил я.

День ото дня стал я все настойчивей овладевать практикой полета, все уверенней выполнять задания инструктора. И наконец пришел тот час, когда инструктор сказал: "Молоков к самостоятельному полету готов".

Первый самостоятельный полет! Словно именно в этот день стал ты вольной птицей, слившись с машиной в единое целое. Взлетел ввысь - простор, свобода! После посадки товарищи окружают тебя, расспрашивают, хвалят. Это - твой праздник. Всего десять минут полета, а помнишь всю жизнь.

Летом 1921 года я получил аттестат красного морского летчика и был направлен в Ораниенбаум в гидроотряд Б. Г. Чухновского. Оттуда зимой меня перевели в учебно-тренировочный гидроотряд в Петроград, располагавшийся на Васильевском острове.

Летать поначалу приходилось редко. В отряде Чухновского самолетов было мало, да и на те не хватало бензина. Такое же положение с бензином было и в Петрограде. Но там мы усиленно занимались теорией: повторяли программу школы, изучали взаимодействие авиации с морским флотом. Я еще как-то ухитрялся выкраивать время для участия в самодеятельном оркестре народных инструментов, организованном одним нашим летчиком, большим любителем музыки. В Москве я когда-то играл на балалайке, мечтал о гармони, да денег на нее не было. В оркестре же стал играть на домре.

В клубе, который находился на Фонтанке, с участием нашего оркестра иногда проводились танцевальные вечера. И вот однажды увидел я среди танцующих веселую кудрявую девушку. Сознаюсь, нарушил дисциплину - оставил оркестр и спустился со сцены в зал, чтобы разыскать ее. А потом уже весь вечер так и не отходил от Нади... Через два месяца, весной 1923 года, мы поженились и уехали в Севастополь. Меня назначили стажером в военную школу морских летчиков. Это была знакомая мне самарская школа, переведенная с Волги на Черное море.

Севастополь... Вот где я окончательно отдал сердце авиации. С глубокой благодарностью вспоминаю моих первых инструкторов - Г. Озерова, М. Линделя и других. Эти люди смело покоряли воздушную стихию на весьма несовершенных летательных аппаратах. Их отличали необыкновенная целеустремленность, чистота помыслов и бескорыстность стремлений. В каждом из нас они старались воспитать не только летчика, но и человека, передать нам безграничную любовь к своей нелегкой профессии. Я горжусь тем, что мои учителя были в числе первых летчиков отечественной авиации.