— Да что вы? — говорит мальчик, а женщина колотит его по спине.
Потом подымает глаза на немца:
— Видите, пан, какой озорной. Схватил обруч и побежал. А мне его на бочку надо. А теперь «бабушка, бабушка»…
И, неожиданно рассмеявшись, говорит Вите:
— Кашу будешь есть, шалопут? — и обращается к немцу: — Садитесь, пан.
Немец берёт под козырёк и уходит.
— Ешь, глупый, ешь! — шепчет женщина. — Откуда ты взялся? Каждого чужого хватают, не знаешь, что ли?
Витя молча глотает холодную кашу.
— Вот и мой такой, только постарше. Где он теперь, кто его знает… Ну, иди скорей. Кто спросит, скажи: приходил к тётке из города…
На следующий день партизаны двинулись к селу Бараколь. Впереди, рядом с комбригом, шёл Витя.
Партизаны уничтожили орудия, танки. Фашисты в Бараколе были разгромлены.
* * *
Новое задание. Разведка в деревне Эйсерес. Витя был вместе с больным отцом.
Им удалось всё разузнать: и о количестве войск, и об их орудиях. Теперь надо скорей уходить.
Как нарочно, в тот вечер на улицах было много солдат.
Витя, может быть, и сумел бы незамеченным ускользнуть из деревни, но Михаил Иванович едва шёл, его шатало. Вряд ли он смог бы, не обратив на себя внимания, выйти в поле.
И Витя придумал, как быть.
Он вынул гармошку и, подойдя к группе солдат, стал наигрывать немецкую песенку. Он фальшивил, немецкий солдат начал подпевать, поправляя его, к нему присоединились и другие. Витю окружили. Он заиграл «Катюшу».
Витя тянул время, чтобы дать уйти отцу. Он переходил от одной песенки к другой.
Из хат выходили крестьяне, стояли, слушали.
И вдруг Витя заиграл:
По военной дороге
Шёл в борьбе и тревоге
Боевой восемнадцатый год…
Он видел, как стали приближаться женщины, подростки: из дома вышел старик и смотрел на Витю влюбленными глазами. Какая-то девушка, надвинув на глаза платок, беззвучно плакала. Немцы переглядывались.
Витя встревожился. Он резко перешёл на плясовую, сначала немножко притоптывал, потом махнул рукой, вроде ему надоело играть, и, посвистывая, побрёл по улице. Становилось темно. Он легко вышел из деревни, догнал отца.
Михаил Иванович не смог повести партизан на Эйсерес. Он был совсем болен. Это сделал Витя.
Почти вся группа фашистов в Эйсересе была уничтожена.
* * *
Партизанам предстояло менять стоянку. Коробкову надо было отлежаться в тепле. Вите пришлось вместе с отцом вернуться в Феодосию.
Город казался мёртвым. Так мало осталось там людей. Возле базара стояло несколько человек, они что-то обменивали на продукты. Коробкову показалось, что на него глянули чьи-то недобрые глаза, он не заметил чьи, человек отвернулся.
На другой день Коробковых арестовали.
* * *
Сквозь маленькое запылённое окошечко едва пробивается свет. Недавно здесь было несколько человек. Их увели.
Теперь осталось двое — Витя Коробков и Валя Ковтун. Он немного старше Вити, ему очень страшно: попал в облаву, его схватили. Он успел расклеить листовки, у него ничего не нашли, но всё равно страшно…
Что с отцом, Витя не знает.
Вчера допрашивали. Немецкий лейтенант, сидя за столом, что-то сказал типу с хлыстом. Тот двинулся к Вите, крикнул:
— Партизан? Признавайся! Из леса пришёл! Хочешь жив остаться, говори.
— Не был в лесу.
— Отец твой сказал, что были.
— Не мог сказать. Мы в деревне были.
— Врёшь! — он взмахнул рукой раз, другой, его хлыст выжег рубцы на шее и плечах…
Лицо Вити побелело. Он вытянулся во весь рост.
— Ничего не знаю, ничего не скажу! — с хрипом крикнул Витя и до боли закусил губы.
Его бросили снова в камеру. Витя прикладывает свои замёрзшие руки к шее, где горят рубцы.
«Они думают, что нас покорят, что мы будем кланяться им, как рабы. Не выйдет!..»
Уткнувшись подбородком в колени, он тяжело вздыхает… Четвёртое марта 1944 года — день рождения Вити, ему пятнадцать лет.
Читать дальше