Антон Бринский - По ту сторону фронта

По моему указанию Анищенко подготовил несколько диверсионных групп, включив в них наших знающих свое дело подрывников и здешних партизан, хорошо знакомых с местностью и с населением. Часа в четыре они отправились выполнять задания.

Остальные бойцы, под руководством того же Анищенко, взялись за переустройство лагеря. Надо было расширить имеющуюся землянку, построить, новые, построить баню, привести в порядок кухню.

Насекин рассказывал мне о делах отряда, и, хотя он старался не особенно сгущать темные краски, впечатление получилось безотрадное. За три месяца борьбы они взорвали только шесть эшелонов и один мост, разогнали маленький полицейский участок. Взаимоотношения с населением сложились ненормальные: не было дружбы, братства, скорее было что-то вроде запугивания со стороны партизан. Да и в самом отряде была та же система: Насекин пытался руководить при помощи маузера, люди его побаивались, но, кажется, не уважали.

Командир отряда В. И. Бовгира

Командир отряда Юзеф Собысяк (Макс)

Командир отряда Н. П. Канищук (Крук)

Командир отряда П. X. Самчук (Бондаренко)

Неподалеку располагались еще две партизанские группы под командой Макса и Крука (это не настоящие фамилии, а партизанские клички). Известное влияние на них Насекин имел, но настоящего руководства этими группами с его стороны не было. Между прочим, говоря о Максе, он обронил даже такую фразу:

— Не знаю, как с ним держаться: ведь он польский офицер. Да и у меня в отряде есть поляки. Как с ними быть?

Хорошо, что сам Макс случайно появился в лагере в этот день часов в шесть вечера. Рослый и хорошо сложенный красивый блондин с открытым веселым лицом, он как-то сразу располагал к себе. Помнится, когда мы знакомились, он, салютуя по-польски, поднес пальцы к козырьку своей черной поношенной, но аккуратной кепки. Военная привычка. А под ватным гражданским пиджаком на нем была надета польская военная форма. Я первым назвал себя:

— Бринский, командир отряда, — и протянул руку.

— Собысяк, — ответил он.

Мы разговорились. Как уже повелось в нашей партизанской практике, я расспросил его обо всем: кто он, где был, как ушел от немцев. Сначала он ограничился коротким «убежал», но потом рассказал подробно.

Иосиф Матвеевич Собысяк происходил из крестьян Люблинского воеводства, был членом Польской коммунистической партии и за революционную деятельность сидел в тюрьме. В 1939 году, будучи сержантом польской армии, активно сражался с гитлеровцами, а когда советские войска освободили Западную Украину, остался на Волыни, не желая возвращаться на родину, захваченную фашистами. Работал механиком, потом стал директором Ковельской машинно-тракторной мастерской. Во время войны, отходя вместе с частями Красной Армии на восток, попал в окружение и вынужден, был скрываться. Осенью 1941 года прибыл в Маневичи и, работая там подмастерьем у кустаря, начал устанавливать связи с революционно настроенными поляками. Организовалась подпольная группа, добыли радиоприемник, слушали сводки Совинформбюро и распространяли их. Затем Собысяку удалось поступить наборщиком в типографию. Он и в ней организовал подпольную группу и наладил печатанье листовок, которые распространялись не только в Маневичах, но и в Ковеле, Луцке, Рафаловке. А в Маневичах в то время комендантом полиции был Слипчук — националист и старый немецкий шпион. Он заподозрил Собысяка, и тринадцатого марта 1942 года Иосиф Матвеевич был арестован. После предварительного допроса, на котором Собысяк ни в чем не сознался, Слипчук решил отправить его в ковельское гестапо. Семеро полицаев сели на три подводы, усадили на одну из них связанного Собысяка и поехали. Можно себе представить, как чувствовал себя пленник. Дорога неблизкая, но положение безнадежное: одному, безоружному и связанному, нечего и думать убежать от семерых вооруженных. А в Ковеле его, конечно, опознают, как директора МТМ и коммуниста, и тогда — не жди пощады! А ведь там у него семья: жена, пятилетний сынишка и полуторагодовалая дочь — белокурые, кучерявые, веселые. С какой болью он вспоминает о них! Ведь фашисты и их не пощадят. Он это прекрасно понимает… Но надо выдержать, не показывать полицейским своей боли. Надо сохранять уверенный, спокойный и даже веселый вид. И вот он заводит разговоры с конвоирами, запевает украинские песни, а голос у него хороший, и петь он умеет. Конвоирам нравится. Они сочувствуют веселому арестанту, дают покурить, не развязывая, впрочем, рук. На сочувственные слова Собысяк беззаботно отвечает: