Елена Арсеньева - Грешные музы

Василий Васильевич Капнист заторопился к тестю. От него не отставал и Львов, и Дьяков услышал, как Маша глубоко вздохнула при виде озабоченного жениха.

«Ой, что сейчас будет…» – обреченно подумал обер‑прокурор, сердце которого вдруг сжалось от недоброго предчувствия.

— Не сказала еще? – прошептал Львов, целуя руку невесте и исподтишка заглядывая в ее прекрасные голубые глаза.

Она покачала головой, шепнула дрожащими губами:

— Не осмелилась. Вы уж с Васенькой сами скажите.

— Батюшка, – сухо кашлянув, проговорил Капнист. – Мне следует вас осведомить…

— Нет, погоди, Василий, друг, лучше я! – Львов решительно шагнул вперед. – Простите великодушно, сударь, Алексей Афанасьевич, но… но обстоятельства так складываются, что мы с Машенькою ныне повенчаны быть не можем. И никогда уже не сможем. Никак…

— Батюшка, – робко сказала Маша, – вы все говорите, Николай‑де Александрович человек легкомысленный, а он по службе семимильными шагами продвигается. К нашему посольству в Испании причислен…

— Ну и пускай едет в свою Испанию! – фыркнул Дьяков. – Самое ему там место!

Маша опустила глаза. Сашенька и ее жених Василий Васильевич Капнист переглянулись, но промолчали, ни словом не поперечились.

— Опаздываем, господа хорошие! – сказал Дьяков, весьма довольный таким послушанием. – Ведь не к кому‑нибудь на бал званы, а к самому Безбородко! Негоже опаздывать к министрам. А мне еще по пути надобно в Сенат заглянуть…

— Да вы поезжайте по своим делам, сударь, – сказал Капнист. – А я Сашеньку с Машенькой сам на бал доставлю, в своих санях. Там с вами и встретимся.

— Хорошее дело! – обрадовался Дьяков тому, что не придется всю дорогу смотреть в обиженные глаза дочери, и укатил.

Лишь только за ним закрылась дверь, как молодые лица оживились, словно по волшебству.

— Ну, скорее! – велел Капнист. – Нам еще Свечина по пути забрать.

Сашенька схватила сестру за руку и повлекла к лестнице.

Разместились в санях.

— В Галерную гавань! – велел Капнист вознице и подмигнул.

Тот улыбнулся в ответ и разобрал вожжи.

Покатили.

— Третьеводни, – вдруг сказала Сашенька с самым невинным видом, – у Пономаревых видела список новых стихов:

— Хорошие стихи, – солидно произнес Капнист. – А кто автор?

— Имени автора не называли! – Тут Сашенька не удержалась и хихикнула.

— А Львовинька меня в Испанию звал – тайно венчаться… – промолвила Маша.

— Зачем так далеко? – отозвался Капнист.

За поворотом линии маялся Свечин, общий приятель Львова и Капниста. Завидев подъезжающих, просиял, замахал руками, вскочил в сани, сестрицам ручки расцеловал, Капниста хлопнул по плечу, ну а вознице, конечно, подмигнул.

Подкатили к маленькой церквушке в Галерной гавани.

У крыльца топтался… Львов.

Засиял, кинулся к саням, подал руку Маше, но не утерпел, выдернул ее из саней, прижал к себе…

Сашенька хихикнула, Капнист деликатно отвел глаза.

— Непорядок, – солидно сказал Свечин. – Невесту вести к алтарю – дело посаженого отца. Мое, стало быть! А ты, Николаша, иди, иди, ты нас в церкви встречать должен.

Львов, бросив пылкий взгляд в Машины испуганные глаза, ринулся в церковь. Спустя некоторое время чинно, медленно прошли две пары: Свечин с Машей и Капнист с Сашенькой. В церкви уже ждали священник и брат Львова, Федор, который и стал шафером у жениха. Венец над Машей держал Капнист.

Новобрачные обменялись кольцами, которые надеть на пальцы было невозможно: и Маша, и Львов будут носить их до поры до времени на шее, рядом с крестильными крестами.

— Ну вот, – пробормотал Капнист, пожимая руку счастливому другу. – А вы говорите – в Испанию бежать! Небось и на Руси церкви не перевелись. А ты пишешь: «Машеньки со мною нет…» Вот она, с тобой теперь.

«С тобой», да не совсем: муж и жена поцеловались… и разъехались. Львов с братом и Свечиным – к нему на квартиру в Почтовом ведомстве, ну а Капнист с сестрами, одна из которых пока еще оставалась Дьяковой, а другая теперь уже стала Львовой, поспешили к дому Безбородко.

На крыльце, словно нарочно, столкнулись с Дьяковым.

— Что столь долго‑то?! – удивился он.

Сашенька так и вцепилась в руку сестры. Ой, что будет! Однако Маша была совершенно спокойна: