В феврале в отряд вернулся на автомашине шофер Ваня и привез целыми и невредимыми всех из передовой команды, высылавшейся в Святой Крест. Команда пыталась пробраться в Георгиевск, но в связи с отступлением наших войск ей это сделать не удалось. Не получая никаких приказаний, Федоров, возглавлявший команду, решил возвратиться в Астрахань.
В середине февраля резко потеплело. Задула «моряна» — местный юго-восточный ветер; небо заволокли низкие, быстро несущиеся серые облака, то и дело сеющие дождь. Тонкий снежный покров быстро исчез. Дороги и немощеные астраханские улицы стали развороченными и грязными.
Аэродром размок. Полетов не было. Время проходило в нудном бездействии. Весь личный состав отряда размещался в городе в четырехэтажном каменном доме, в районе, прилегающем к аэродрому. В доме было много комнат, но почти все пустые. Мебель успел кто-то вывезти. Спали вповалку на полу, а обедали в одной из комнат, где стоял длинный, грубо сколоченный стол. Чемоданы и сундуки с личными вещами были в беспорядке сложены вдоль стен комнат.
Шапки, шлемы, тужурки, полотенца, револьверы, ремни висели на дверных ручках и гвоздях, в изобилии вбитых нами в стены. В доме в течение всего вечера не умолкала игра на рояле; у одних что-то выходило, другие пробовали свои силы впервые.
На третий день оттепели погода еще более ухудшилась. Дождь лил беспрерывно. Вечером начался ураган. С аэродрома позвонили, что ветер грозит сорвать ангарную палатку. Дежурный наряд, находившийся в течение многих часов на аэродроме, выбиваясь из сил, едва удерживал палатку со стоявшими в ней самолетами от порывов ветра.
Как только об этом стало известно, по приказу командира все устремились на аэродром. На единственной в отряде грузовой автомашине уехали летчики и мотористы. Остальные добирались до аэродрома кто как мог, но большей частью на «мобилизованных» своей властью легковых извозчиках.
На аэродроме аврал, вся ангарная палатка облеплена людьми, напрягавшими все силы, чтобы не дать порывам ветра снести ее. Под ударами ветра палатка порывисто надувалась, и веревки, удерживающие ее, стремились выдернуть из земли колья, к которым они были привязаны. Вертикальные и горизонтальные шнуровки то там, то тут рвались. Не удерживаемые шнуровкой полотнища хлопали от ветра, издавая звуки, похожие на винтовочную стрельбу. В образовавшиеся дыры внутрь палатки врывались ветер и дождь. Это было очень опасно. Стоило только порваться какой-либо части палатки, как ветер начал бы рвать одно полотнище за другим, и палатка была бы снесена, а находящиеся в ней самолеты разрушены. В старой армии на фронте такие случаи бывали не раз. Об этом хорошо помнили многие и ясно представляли себе эту опасность.
Рев ветра, шум дождя, хлопанье полотнищ палатки, удары молотов по забиваемым в землю кольям, крики мотористов и красноармейцев — все это сливалось в общий беспорядочный хаос звуков.
Несколько часов продолжалась беспрерывная борьба со стихией, грозившей уничтожением самолетов. Почти у всех руки были в кровавых мозолях, ссадинах и ожогах от рвущихся из рук канатов и бечевок.
Только к утру ураган стих, и опасность миновала.
Фокин и комиссар Шкуро распорядились выдать каждому немного разбавленного спирта. Измученные, но довольные, в приподнятом настроении садились мы завтракать. Сознание выполненного долга повышало, усиливало чувство взаимной спаянности всех в отряде.
В этот же день вечером комиссар созвал партийное собрание, на нем были приняты в члены партии Мошков, помощник моториста Федоров, помощник моториста Быков.
10 марта рано утром в общежитии отряда всех всполошила частая винтовочная и пулеметная стрельба. Через несколько минут в отряд сообщили по телефону, что в городе начался контрреволюционный мятеж.
Командир и комиссар отряда приказали всем как можно скорее следовать на аэродром охранять самолеты. Многие имели винтовки. Кроме того, в отряде было два легких ручных пулемета: один из них находился у Федорова, другой — у Мошкова. Комиссар ускакал на единственной в отряде верховой лошади к Сергею Мироновичу Кирову выяснить обстановку и получить указания.
В районе аэродрома было спокойно. Мятеж начался в противоположной, юго-западной, части города. Фокин быстро разбил нас на группы, назначил старших и указал участки обороны, выдвинутые на 300–400 метров от палатки-ангара в сторону города. Окопчики рыть не стали. Решили использовать местные укрытия.
Читать дальше