Томаш Ржезач: Спираль измены Солженицына

В газетах печатались фотоснимки исписанных стен. Газеты шумели: «Не мешайте работать гению, который приехал в Швейцарию творить».

Даже в этой дешевой истории как на ладони видна двойственность судьбы Александра Исаевича Солженицына, ее непреодолимые противоречия. С одной стороны, это очень импонировало Солженицыну, ибо велика была жажда известности, во что бы то ни стало , с другой — необходимость вынуждала его скрываться и скрывать большую часть своего прошлого.

Солженицын своим поведением нарушал правила игры, к которым так привыкли на Западе. Известная личность, конечно, тоже имеет право на личную жизнь. Все хотят знать, какие у него стулья и постель. Когда он встает и ложится. Что он любит есть, где был вчера на коктейле и на какой прием он собирается послезавтра. Это Солженицыну не нравится. Не потому, что не сумел приспособиться к фиктивному демократизму Запада, но прежде всего потому, что не смог усвоить основные правила западного стиля и образа жизни.

Удачно это подметил один из репортеров швейцарского еженедельника «Вельтвохе», рассказавший, что один из его американских коллег задал ему вопрос: «Что делает Солженицын?»

Швейцарский журналист честно ответил, что не знает, и добавил: американские или английские журналисты быстрее попадут к Солженицыну, чем швейцарские. И далее указал на то, что Солженицыну следовало бы помнить, что он живет в Швейцарии и, будучи столь выдающейся особой, должен чувствовать свой долг по отношению к стране, предоставившей ему убежище.

То, что написал репортер вышеупомянутого журнала, заметили, конечно, и господа Мюллер и Мейер. И они задались тем же вопросом, что и преподаватели школы для избранных «Атенеум»: «А что, собственно, ищет Солженицын в Швейцарии?» Действительно ли стабильность банков, низкие налоги и уединение, если оно вообще бывает? Господа Мюллер и Мейер также заметили, что вокруг Солженицына много шума и беспокойства. «А не повредит ли это нашему спокойствию?» Ведь швейцарцы ничто не ценят так высоко, как свое спокойствие, и не любят тех, кто приносит слишком много шума и волнений на берега их озер.

А Солженицын принес с собой и беспокойство и тревогу.

Вскоре он почувствовал, что в Швейцарии у него что-то не ладится. И он пустился в путь.

Сначала в Канаду — с намерением поселиться в этой стране. Лауреат Нобелевской премии в области литературы сразу же здесь столкнулся с заботами обыкновенного беженца, который зависит от чиновников иммиграционной службы, полиции по делам иностранцев и прочих малоприятных учреждений. Канадцы разрешили ему пребывание на шесть месяцев, но затем заявили о нежелательности его дальнейшего нахождения в стране.

— Не хотят, чтобы я жил в Канаде? Неважно!

Александр Исаевич Солженицын едет в Соединенные Штаты Америки. Там к нему отнеслись очень любезно, вежливо, но сдержанно. Ему позволили «излить душу» в громких антисоветских провокациях. Впрочем, это утверждение несколько преувеличено. Шел июнь 1975 года. Солженицын прожил на Западе год и четыре месяца. Руководители Соединенных Штатов не устроили ему, как он ожидал, официальных оваций. Сенаторы оставались на своих местах, а политика США не менялась по его указаниям. Солженицын выступил перед руководителями профсоюзной организации АФТ—КПП и, согласно своему кредо, доносил.

Только на сей раз не на свою первую жену Наталию Алексеевну Решетовскую, не на друга Кирилла Семеновича Симоняна, а на страну, в которой он родился и которая его прогнала, — на Советский Союз. Клеветал патетически. Преувеличенно и без доказательств. Он назвал себя рабочим и другом американской демократии. Как сочетать теорию «покаяния», «жертв» и «возврата к патриархальному образу жизни» с американской моделью промышленного общества, пусть разъяснит он сам. Солженицын просто надел очередную маску и ничтоже сумняшеся продал свою совесть. Он указывал на «слабость Запада» и более или менее откровенно призывал к войне против Советского Союза.

Уже не в первый раз.

«Дух Мюнхена не исчез в прошлом и не был кратковременным эпизодом. Я осмелюсь даже сказать, что дух Мюнхена овладел XX столетием. Застывший цивилизованный мир не нашел при возвращении варварства никакой от него защиты, кроме уступок и улыбок… расплата за трусость будет ужасна. Смелость и стойкость мы обретем лишь тогда, когда решимся на жертвы» — так говорил человек, который бросил своих бойцов под Вордмитом в 1945 году.