Дмитрий Смирнов - Записки чекиста

— А потом?

— Съездил на несколько дней к отцу в Пермь, а оттуда — в Омск: деньги были уже на исходе. В Омске Куйбышевский райвоенкомат признал ограниченно годным и направил военруком в среднюю школу. С тех пор безотлучно нахожусь здесь.

— Значит, деньги вы израсходовали. А где револьвер?

— Бросил в реку перед отъездом в Пермь. Зачем он мне.

Нет, Кириллов ничего не скрывал от следователя. Он даже собственноручно написал позывные гитлеровской шпионской радиостанции. Рассказал, как должны были вестись сеансы передач. Но за всем этим чувствовалось не чистосердечное раскаяние попавшего в путы гитлеровской разведки человека, а желание выжить. Остаться в живых любой ценой!

Он ведь мог вернуться на честный путь. Мог тогда, когда был первый раз заброшен в прифронтовую полосу, отделиться от соучастников и прийти с повинной. Не пришёл. Мог явиться в органы государственной безопасности, в милицию, в любую воинскую часть сразу после того, как приземлился в районе Касторной. Не явился. Мог и в Омске, в военкомате признаться во всем. Но опять-таки не признался. Более того: они с Лапиным договорились ни за что не являться с повинной и не признаваться в измене!

На что же рассчитывали эти забывшие честь и совесть подонки?

Рыбаков так и спросил:

— На что вы надеялись?

И Кириллов вынес приговор самому себе:

— Я не отрицаю факта измены Родине, потому что не воспользовался подходящими случаями для перехода на сторону советских войск, не ушёл в партизаны, а когда оказался на нашей территории, не явился к вам. Но я и не сделал ничего из порученного мне немцами. Думал так: доживу до конца войны, а там обо мне никто не вспомнит. И останется пятно измены только на моей собственной совести.

Ничего не сделал…

А участие в шпионаже в прифронтовой полосе? А подписка с согласием служить гитлеровской разведке? Кто скажет, как бы повёл себя этот «ничего не сделавший» вражеский агент, если бы в Омске его разыскал и прижал к стене новый шпион или диверсант, присланный фашистами из-за линии фронта?

Так и этой, которой уже по счёту шпионской группе, пришёл конец. А за весь период Великой Отечественной войны их было немало. Территориальные органы государственной безопасности выявили и обезвредили одних только вражеских парашютистов 1854 человека. Из них 631 агента арестовали вместе со всем шпионским снаряжением, вплоть до походных портативных радиостанций [5].

Конечно, не все шпионы и диверсанты оставались верны своим хозяевам, как говорится, до конца. И во время войны, и в послевоенные годы десятки попавших в шпионские сети людей терпеливо дожидались той минуты, когда они будут переброшены на советскую территорию. А оказавшись на ней, не раздумывая и не колеблясь, приходили в органы государственной безопасности и подробно рассказывали о том, как и что вынудило их стать на путь предательства и измены. Нет нужды подробно описывать такие случаи, о них достаточно часто сообщали наши газеты.

Нельзя не подчеркнуть ещё раз высокий гуманизм законов нашей страны: люди, теми или иными путями попавшие в лапы иностранных разведок и позднее добровольно явившиеся с повинной, неизменно находят прощение у советского народа.

Трудными были годы Великой Отечественной войны. И все же не могу не рассказать об одном забавном случае, который произошёл у нас в ту пору.

Как-то ранней весной 1944 года начальник областного управления приказал послать машину километров за сто от Омска в небольшой посёлок, где накануне задержали агента гитлеровской разведки. Мне, тогда начальнику следственного отдела, было поручено принять задержанного и допросить его.

Такое случалось и раньше, и я мысленно приготовился увидеть противника, с которым придётся основательно повозиться. Поэтому, прежде чем встретиться с арестованным, я решил ознакомиться с документами, составленными на месте задержания. Просмотрел протокол допроса, проведённого начальником районного отделения МГБ.

Из документов было видно, что задержанный родился и до недавнего времени проживал на оккупированной территории. Он попал в лагерь, под угрозой голодной смерти согласился служить немцам и в конце концов очутился на шпионских курсах. После курсов его направили в советский тыл для шпионажа и совершения диверсий. В протоколе перечислялись задания, полученные вражеским лазутчиком: взрывать и разбирать железнодорожные пути, организовывать крушения поездов, отравлять колодцы и водоёмы.