22 марта сильная японская эскадра приблизилась к Порт-Артуру и обстреляла город и Ляотешанский маяк. Стрельба велась из 12-дюймовых орудий. Зная, что крепостная артиллерия недостаточно дальнобойна, японцы рассчитывали на безнаказанность своих операций. Но в этот раз их ждал неприятный сюрприз. Макаров организовал стрельбу перекидным огнем, т. е. аналогично японцам, и эта стрельба, в осуществимости которой с русской стороны многие сомневались, дала прекрасные результаты. Не видя цели, но руководимая наблюдателями, судовая артиллерия стреляла очень точно [13] Перекидная стрельба производилась по квадратам, т. е. заблаговременно велась пристрелка.
. Один японский броненосец получил сильное повреждение, после чего вся неприятельская эскадра отошла. Одновременно Макаров вывел из гавани крупные корабли: пять броненосцев и шесть крейсеров, как бы предлагая бой в случае желания противника вновь приблизиться к рейду. Японцы не решились атаковать русские суда, находившиеся под защитой крепостных фортов, и удалились.
27 марта японцы повторили попытку заградить брандерами выход из гавани. Было послано четыре парохода под прикрытием шести миноносцев. Тут сказалась макаровская система обороны. Неприятельские суда были своевременно обнаружены. Канонерки «Отважный» и «Бобр», миноносец «Сильный» и крепостные форты открыли энергичный огонь.
Брандеры имели на вооружении скорострельные пушки и пулеметы. Сторожевые русские корабли были засыпаны снарядами. Миноносец «Сильный» был атакован пятью японскими миноносцами. Хотя около 20 человек из его экипажа получили ранения, миноносец не ослабил огня. Умело пущенной торпедой он взорвал передний брандер. Затем «Сильный» дал свисток, что означало, согласно коду сигналов, «поворачиваю влево». Полагая, что это свистит передний брандер, остальные японские корабли также повернули влево — и вместо прохода в гавань оказались на мели. Миноносец «Сильный», получивший серьезные повреждения, также был принужден выброситься на берег.
Однако одному брандеру все же удалось прорваться на рейд и, став поперек, лечь на мель. Макаров, лично руководивший отражением атаки, немедленно послал добровольцев-офицеров, чтобы обрезать провода к минам, находящимся в трюмах брандеров, к затушить пожар на последнем брандере, дабы пламя не служило ориентиром для врага.
Команды брандеров пытались спастись на шлюпках, на были выслежены прожекторами и потоплены меткими выстрелами.
Таким образом, вторая атака брандеров закончилась, подобно первой, совершенным провалом. Правда, часть прохода была заграждена, но это не имело существенных последствий и даже позволило сторожевым судам впоследствии укрываться за лежавшим брандером от торпед.
Спустя два дня Порт-Артур торжественно хоронил погибших во время ночного боя: инженера-механика Зверева и семь матросов. «День выдался чудный, солнечный. Гробы, покрытые Андреевским флагом, провожала масса народу. Похоронная музыка и пение хора уже не подавляли грустью, как это было при похоронах первых жертв войны. Угнетенное состояние населения, гарнизона и флота заменилось спокойной уверенностью и озарялось надеждою, что мы отстоим нашу крепость, что все отчаянные попытки неприятеля останутся без успеха», — писал очевидец.
Днем позже были похоронены также японцы, чьи трупы волны выбросили на берег. Их хоронили с воинскими почестями, с духовым оркестром, в сопровождении почетного военного караула — знак уважения к мужественному выполнению погибшими своего долга.
При погребении русских моряков присутствовал только что прибывший из Петербурга знаменитый художник-баталист В. В. Верещагин.
Изо дня в день крепло боевое настроение порт-артурцев. Все чаще и упорнее стали говорить о необходимости активных действий флота, о том, чтобы дезорганизовать морские пути сообщения противника. У всех на устах была крылатая фраза Макарова: «Такая дичь, как оправдание тактики во время первого боя (т. е. инертность флота. — К. О. ) необходимостью сохранить этот флот, могла выпорхнуть только из Порт-Артура».
Макаров не уставал твердить, что военные корабли строятся не для того, чтобы их сохранять, а для того, чтобы они охраняли интересы государства.
Постепенно даже самые закоренелые маловеры проникались идеями Макарова. В настроении флота, среди командного состава которого было много сторонников тактики пассивной обороны, произошла резкая перемена, и ее чувствовали даже во вражеском стане. Недаром один японский офицер записал в своем дневнике:
Читать дальше