Александр Городницкий - След в океане

Не знающему робости в боях,
Немало раз пришлось мне нюхать порох,
Но странный я испытываю страх
В пустых соборах и на школьных сборах.
И победить его мне не суметь…
Я маршал, посылающий на смерть.

Крупа просыпается с неба.
Зима приближается к марту.
По рыхлому чёрному снегу
Увозят посадницу Марфу.

Храпят отдохнувшие кони,
Кричат на дорогах вороны.
Со всех четырёх колоколен
Плывут похоронные звоны.

Мой город, надломленный колос,
Что встал у обочин, рыдая,
Рассыпется медный твой голос
На тихие слёзы Валдая.

Снести тебе будет легко ли
Чужих самодержцев законы?
Со всех четырёх колоколен
Плывут похоронные звоны.

Прощай, новгородское вече:
Умру среди дальних земель я.
Тебе уготовано вечно
Московского пира похмелье.

Ах, град мой, что весел и волен!
Ах, Волхова берег зелёный!
Со всех четырёх колоколен
Плывут похоронные звоны.

А в Донском монастыре —
Зимнее убранство.
Спит в Донском монастыре
Русское дворянство.
Взяв метели под уздцы,
За стеной, как близнецы,
Встали новостройки.
Снятся графам их дворцы,
А графиням — бубенцы
Забубённой тройки.

А в Донском монастыре —
Время птичьих странствий.
Спит в Донском монастыре
Русское дворянство.
Дремлют, шуму вопреки, —
И близки и далеки
От грачиных криков —
Камергеры-старики,
Кавалеры-моряки
И поэт Языков.

Ах, усопший век баллад —
Век гусарской чести!
Дамы пиковые спят
С Германами вместе.
Под бессонною Москвой,
Под зеленою травой
Спит и нас не судит
Век, что век закончил свой
Без войны без мировой,
Без вселенских сует.

Листопад и монастыре.
Вот и осень, — здравствуй.
Спит в Донском монастыре
Русское дворянство.
Век двадцатый на дворе,
Теплый дождик в сентябре,
Лист летит в пространство.
А в Донском монастыре
Сладко спится на заре
Русскому дворянству.

Снова рябь на воде и сентябрь на дворе.
Я брожу в Новодевичьем монастыре.
Где невесты-березы, склоняясь ко рву,
Словно девичьи слезы, роняют листву.
Здесь все те, кто был признан в народе, лежат,
Здесь меж смертью и жизнью проходит межа,
И кричит одинокая птица, кружа,
И влюбленных гоняют с могил сторожа.
У нарядных могил обихоженный вид.
Здесь и тот, кто убил, рядом с тем, кто убит.
Им легко в этом месте, — ведь тот и другой
Жизни отдали вместе идее одной.
Дым плывет, невесом. Тишина, тишина.
Осеняет их сон кружевная стена,
И металлом на мраморе их имена,
Чтобы знала, кого потеряла, страна.
А в полях под Москвой, а в полях под Орлом,
Порыжевшей травой, через лес напролом,
Вдоль освоенных трасс на реке Колыме,
Ходит ветер, пространство готовя к зиме.
Зарастают окопы колючим кустом, —
Не поймешь, кто закопан на месте пустом.
Без имен их земля спеленала, темна,
И не знает, кого потеряла, страна.
Я люблю по холодной осенней поре
Побродить в Новодевичьем монастыре.
День приходит, лилов, и уходит назад,
Тусклый свет куполов повернув на закат.
Не хочу под плитой именною лежать, —
Мне б водою речной за стеною бежать,
Мне б песчинкою лечь в монастырь, что вместил
Территорию тех безымянных могил.

Куда, петербургские жители,
Толпою веселой бежите вы?
Какое вас гонит событие
В предместье за чахлый лесок?
Там зонтики белою пеною,
Мальчишки и люди степенные.
Звенят палашами поенные,
Оркестр играет вальсок.

Ах, летчик отчаянный Уточкин,
Шоферские вам не идут очки.
Ну, что за нелепые шуточки —
Скользить по воздушной струе?
И так ли уж вам обязательно,
Чтоб вставшие к празднику затемно,
Глазели на вас обыватели,
Роняя свои канотье?

Коляскам тесно у обочины.
Взволнованы и озабочены,
Толпятся купцы и рабочие,
И каждый без памяти рад
Увидеть, как в небе над городом,
В пространстве, наполненном холодом,
Под звуки нестройного хора дам,
Нелепый парит аппарат.

Он так неуклюж и беспомощен!
Как парусник, ветром влеком еще.
Опору над бездной винтом ища,
Несется он над головой.
Ах, эта забава не кстати ли?
За отпрысков радуйтесь, матери,
Поскольку весьма занимателен
Сей праздничный трюк цирковой.