Рита Марли: «No Woman No Cry»: Моя жизнь с Бобом Марли

Иногда меня все же отводили в дом моей матери. Там мне приходилось спать с полутора десятками других детей, делать то и это, подметать там и тут, и никто особенно не обращал на меня внимания. И постепенно я начала понимать, что это не мой дом — и слава богу. У тетушки, где у меня была собственная комната и где обо мне заботились, — вот где было мое место.

Когда мне было девять лет, моя мать вышла замуж и не позвала меня на свадьбу. Такое непросто выдержать, особенно маленькой девочке. Я не хотела, чтобы тетушка знала, как мне плохо. Я чувствовала, нельзя ей ничего говорить, особенно когда она сказала: «Твоя мать не знает, что ты девочка, она даже трусики тебе не покупает». Конечно, я в очередной раз почувствовала себя брошенной.

Но тетушка была мудрее меня.

— Нечего страдать, — сказала она. — Она не хочет тебя приглашать? Ну и что! Я сошью тебе красивое платье, наряжу тебя, и мы пройдем мимо их дома, и все увидят, какая ты красивая и какая у тебя дешевка-мать.

Вот такая была у меня тетушка: она могла быть очень суровой, если ей это казалось необходимым. Но у нее были принципы, и она всегда держала голову высоко. Настоящая праведница! За это я ее уважала и старалась ее любить и не подводить. Когда мы с Уэсли выросли, мы говорили нашему отцу: «Были времена, когда мы даже не знали, где ты, а тетушка всегда была с нами».

Андерсоны были музыкальной семьей. Помимо моего отца и тетушки (которая пела в церковном хоре), я была хорошо знакома с моим дядей Кливлендом, сильным баритоном, которого неизменно звали на свадьбы и другие праздники. Так что я росла рядом с музыкой. И поскольку очень рано выяснилось, что у меня есть голос, тетушка учила меня песням, а потом говорила своим заказчикам: «А вот Рита может вам спеть свадебную песню». Я любила петь и в церкви — я истинная христианка с самого детства. Я знаю, что есть Бог, я люблю Его и всегда чувствовала, что Он рядом. (К тому же у пастора был сын Уинстон, который провожал меня до дома после церкви и целовал у калитки.)

По субботним вечерам на «RJR», одной из двух ямайских радиостанций, шла передача под названием «Судьба стучится в дверь». Стоило туда попасть, и о тебе узнавали люди, которые потом могли вытащить тебя из дыры вроде Тренчтауна и пригласить в какую-нибудь полезную организацию наподобие скаутов, или могли дать немного денег и отправить тебя в какую-нибудь поездку. Мне исполнилось десять, когда тетушка спросила:

— Не хочешь ли ты, Рита, попробовать свои силы на радио?

Милая тетушка, она так в меня верила! Я ответила:

— Хорошо, а что я буду петь?

И она сказала:

— Молитву Господню, потому что это очень важная песня, и ты должна ее спеть.

Она усаживала меня на мою табуреточку возле швейной машины и день за днем распевала за шитьем «Отче наш», а я повторяла за ней:

— Отче наш… Иже еси на небесех… Да приидет царствие Твое…

И когда мы доходили до конца, она говорила:

— А теперь мы сложим наши ручки вот так: «Слааа авься»…

В тот день, когда должна была состояться передача, тетушка нарядила меня в кринолин, сногсшибательную голубую юбку и блузу с кружевными оборочками. Я была слишком мала ростом для микрофона, и организаторам пришлось поставить меня на ящик, но я их всех сразила! Сейчас я помню только слова: «Сегодняшний победитель нашего конкурса… Рита Андерсон!» И все кричат:

— Ты победила! Рита, ты победила!

Я поднялась на сцену и впервые сорвала аплодисменты. Я была такая маленькая — но, как я сейчас думаю, очень смелая! И вот с того самого дня я решила стать певицей.

Часто единственным способом держаться на плаву для семьи на Ямайке была и остается эмиграция: один из членов семьи уезжает за границу и посылает домой деньги. Как сейчас люди едут в Нью-Йорк, так раньше нашим спасением была Англия. Добирались пароходом, билеты стоили дешево, семьдесят пять фунтов. Хотя годы могли уйти на то, чтобы сэкономить эти деньги, в конечном счете схема была всегда одна: если не хочешь сидеть у разбитого корыта, езжай в Англию и найди работу. Когда мне было тринадцать, тетушка заявила моему отцу:

— Ты убиваешь свою жизнь неизвестно на что. Где твое честолюбие? Нельзя же вечно сидеть на Ямайке и пилить доски или играть на саксофоне два раза в неделю. Рита уже подросла — скоро лифчик будет носить!

Тетушка купила отцу билет в Лондон и сказала:

— Давай, стань наконец человеком.

И так он вместе с остальными отправился в Лондон. Он водил такси, да и его столярные умения пригодились, но все же он умудрялся находить работу и как тенор-сак софонист, живя в разных европейских городах.