Вот как описывает это Плинио Апулейо Мендоса: «Сегодня он вспоминает, как пришел в свою комнату в бедном пансионе, с книгой, которую ему дал один сокурсник. Габриель сбросил пиджак и ботинки, лег на кровать, открыл книгу и прочел: „Проснувшись однажды утром после тревожного сна, Грегориу Самса обнаружил, что он лежит в своей постели и что он превратился в чудовищное насекомое“. Габриель закрыл книгу и ощутил дрожь. „Карахо, — подумал он, — значит, подобное может случиться“. На следующий день он написал свой первый рассказ. И забросил учебу».
И не только учебу. Габо отошел от поэзии, вспомнив совет Кальдерона, своего лицейского учителя литературы, и сменил сборники стихов на книги Кафки, Флобера, Бальзака, Золя, Стендаля, Достоевского, Толстого, Гоголя, Диккенса, Гонгоры, Кеведо, Кальдерона, Лопе де Веги, Софокла, Сократа, Геродота, после которых пришла очередь Джойса, Вирджинии Вулф, Фолкнера и Хемингуэя. И это несмотря на то, что Луис Вильяр и Камило Торрес, его друзья, издававшие по вторникам «Университетскую жизнь», приложение к столичной газете «Расон», как раз в это время, 1 и 22 июля 1947 года, напечатали две удачные поэмы Габо «Небесная география» и «Поэма внутри улитки».
Дассо Сальдивар пишет со слов Гарсия Маркеса: «Тогда я подумал: значит, такое в литературе возможно, а раз меня это так привлекает, я тоже буду так делать. Я-то полагал, что в литературе подобное не дозволено. Получается, что до того момента у меня было искаженное представление о литературе, я привык считать, что она совсем другая. Я сказал себе: если можно выпустить джинна из бутылки, как в сказке из „Тысячи и одной ночи“, и можно делать то, что делает Кафка, значит, существует иной путь создания литературы» (28, 180).
Именно в ту ночь, как считает биограф Сальдивар, и определилась судьба литератора Габриеля Гарсия Маркеса. Он понял, что станет писателем, и понял, как именно он будет писать.
За полгода до этого, еще в городе Сукре, в доме аптекаря и врача-гомеопата состоялся такой разговор.
— Послушайся моего совета, Габриель. Лучшее, что ты можешь придумать, — это стать священником. — Отец старался говорить как можно убедительнее. — Они живут лучше всех. Стать фармацевтом и взять дело в свои руки ты не хочешь. Иди в священники.
— Габриель, неужели ты не видишь, что Габо совершенно для этого не годится! Живешь, будто не на земле. Больше половины преподавателей лицея в Сипакире — коммунисты, — высказала свое мнение мать Габриеля-младшего. — Ты готов помочь ему деньгами, так пусть идет в университет. Ему надо продолжать учиться!
— Согласен! Для меня было бы самым большим счастьем дать тебе высшее образование, сын мой. Я его получить не мог.
— Я знаю, что Габо не хочет быть врачом, — сказала мать.
— А что же он хочет?
— Если говорить об университете в Боготе, то я буду поступать на факультет права. Стану юристом, — заявил Габо.
— Учти! Будешь плохо учиться, наш сосед ни за что не отдаст за тебя свою дочь Мерседес. Я знаю, она тебе нравится.
На следующий день после того, как он прочел «Превращение», Габриель Гарсия Маркес, которому следовало отправиться на лекции в университет, сел писать свой первый рассказ «иного пути». Он работал над ним, по утверждению сверстников, как «седовласый академик»: по два-три раза переписывал каждое предложение, по пять раз менял слова в поисках подходящего варианта. Как раз в это время Габо прочел в колонке «Город и мир», которую вел известный журналист и писатель Эдуардо Саламея Борда в столичной газете «Эспектадор», ответ читателю. Некий читатель обвинял Эдуардо Саламею в том, что в литературном приложении к той же газете, редактором которого тоже был Эдуардо Саламея, печатаются рассказы лишь известных писателей и нет новых имен. В своем ответе редактор заверял, что готов печатать молодых, однако они не присылают своих сочинений.
Это подхлестнуло Габо, работавшего над рассказом уже двенадцать дней, и он в последние выходные дни августа дописал рассказ и в понедельник отправил его в газету.
Каково же было изумление будущего писателя, когда в субботу, 13 сентября, он случайно увидел, как один из посетителей кафе «Аутоматико» читает его рассказ «La tercera resignación» («Третье смирение»), Габо бросился к газетному киоску, но тут будущий лауреат Нобелевской премии обнаружил, что у него в кармане нет пяти сентаво, чтобы купить газету. Выручили однокурсники. В тот день в пансионе кафкианский рассказ Габо прочли все его товарищи.
Читать дальше